Меж трех огней. Роман из актерской жизни. Николай Лейкин

протянула ему несколько билетов.

      – Напрасно покупала. И так впустят. Да я сказал и портным. Они похлопают. Аплодисменты будут. С треском… – проговорил Лагорский.

      – Ты дай им на пиво, Вася… Пусть постараются. Ведь только бы начать, а там и публика поддержит.

      У меня роль выигрышная… Уходы хорошие… Всегда важны первые хлопки.

      – Будет исполнено. О чем ты беспокоишься!

      Копровская успокоилась.

      – Ну, пойдем… – сказала она. – Надеюсь, что уж сегодня-то домой обедать? Не пойдешь к своей Малковой.

      – Да что ты, Веруша!.. Брось…

      – Вот уж ты даже ее именем меня называешь. А еще смеешь оправдываться. Нет, так нельзя…

      Лагорский совсем запутался. Он покраснел.

      – Прости, Надюша… Смешал… – сказал он. – Ведь целую пьесу сейчас с ней вел. Пьесу в пять актов.

      – Молчи. Не оправдывайся. Ведь не Верушей же ты ее называл по пьесе.

      Лагорский виновато следовал за женой и бормотал:

      – А насчет поддержки не беспокойся. Поддержка будет… Тальников… портные… наши музыканты… Я сам… Да и вообще всех наших попрошу…

      Глава IX

      Спектакль в театре сада «Карфаген» был назначен в восемь с половиною часов вечера, а перед спектаклем в шесть часов служили в ресторанном зале молебен для открытия летнего сезона. На молебствие были приглашены все артисты театра, а равно и персонал садовых увеселений, но явились очень немногие. Иные считали время между репетицией и спектаклем для себя неудобным и предпочитали, пообедав, отдохнуть – это были главным образом женщины, – а иные, большею частью мужчины, не пришли потому, что узнали, что после молебна никакой закуски не будет. На молебне, впрочем, стояли вся садовая и ресторанная администрация, официанты, билетеры, режиссер – маленький юркий человечек, суфлер – худой и длинный чахоточного вида человек, два черноусых акробата – очень красивые статные итальянцы, испанка-танцовщица с необычайно громадной косой, свернутой в тюрбан, кое-кто из русских артистов на маленькие роли и три приехавших газетных рецензента. Во главе всех стоял антрепренер купец Анемподист Аверьянович Артаев – пожилой, небольшого роста человек с бородкой с проседью. Он был почему-то в мундире, присвоенном членам одного благотворительного общества, при шпаге, с треуголкой в руке и с ушами, заткнутыми морским канатом. Газетные рецензенты, приехав на молебен, также были удивлены, что после молебна не будет обеда и даже закуски, но антрепренер Артаев успокоил их, говоря:

      – Мы ужин после спектакля делаем-с. Ужин-с… На ужин милости просим. А обед или даже закуску нельзя… Совсем нельзя… Я уже думал об этом, но нельзя. Судите сами: ежели артист урежет муху, то каков он будет в спектакле! А после спектакля – самое хорошее дело.

      Рецензенты согласились с его доводами и после молебна отправились обедать в буфет сада, причем Артаев напутствовал их словами:

      – А для представителей печати у нас положение – пятьдесят процентов скидки, кто за свой счет потребляет. Не обижайте