Deus ex machina. Николай Бизин

быть так: ни Лиэслиа, ни Эктиарн не стали вмешиваться, но – оказались-таки замешаны в знаменитом руанском аутодафе; так было или никак этого не было, но – штатный палач Жеффруа Тераж перестал сожалеть о своей невозможности…

      Еще он перестал быть мной; еще и еще он переставал и совсем перестал сожалеть о невозможности оказать ведьме свою казенную милость и по тихому удавить (то есть лишить Воздуха, дабы не ощутила Огня; дабы из дров и из хвороста, на коих сжигали, не явились древесные гномы и не всплеснули над ведьмой руками и не дали ей Воды), поэтому – если делать что должно, то и будет, что по настоящему должно – он дал ведьме простого огня…

      Потом, по прошествии времени, он этот простой огонь притушил и дал толпе оглядеть обгорелое тело, дабы все они увидели уязвимое женское естество уничтоженной, дабы убедились в недопустимости метаморфоз и перемещений: невозможно уйти из Экклесиаста – как совершенно невозможно перевернуться с головы на ноги! Невозможно Янне отсечь голову эльфийскому скакуну. Невозможно Лиэслиа соскочить или не соскочить с рухнувшего Аодана. Поэтому эльф просто (вот как прост был данный ведьме огонь) слез с коня и пошел по спасенной им деревне.

      Эта спасенная им деревня все равно была бы мертва для него – будь она жива или мертва – как если бы ее не было; и он никогда бы не спешился здесь, будь она жива или мертва – то есть застывшей в неизменности; да и вообще его никогда бы здесь не было, когда бы не шел он сейчас по спасенной им деревне – пусто было бы эльфу в человеческой деревне, когда бы не звучали в его душе эти голоса: живые молились о мертвых, и мертвые молились о живых…

      Я люблю тебя, мой Экклесиаст, и хорошо понимаю лютую волчью ночь мироздания: чтобы продолжать жить, следует оттолкнуться от павших и прыгнуть! Следует кого-то сбросить с саней (когда загнанная лошаденка несет сломя хребет) на растерзание настигающей стае – зато оставшиеся уцелеют и уберутся из дикого леса, а после расскажут о своем героизме, проявленном на волчьей дикой охоте; и все ведь по своей охоте… Я люблю тебя, мой Экклесиаст, как не любить? А еще пропасть люблю одолевать двумя шагами и воду из камня (Стихию из камня, что во главе угла) извлекать; люблю насытить себя Стихией и самому обернуться Стихией; я люблю тебя, Экклесиаст, потому что не жаль мне любви, потому что есть нелюбовь.

      Не используй любовь или смерть как лопату, чтобы выкопать себе могилу; не пытайся, большой, сделать себя маленьким богом: разъять все на части, а после составить это «все» маленьким и мертвым! Пей Воду и не пей воды – иначе козленочком станешь; станешь маленьким богом и будешь жалобно блеять, совершая блеющие метаморфозы: будешь огонь извлекать посредством трения дерева о дерево – потом сам, (чтобы мозг не трудить) взберешься на дерево… Станешь маленьким богом (как обещано во имя Первородного греха), и из тебя начнут медленно появляться ноги твоего мозга, потом руки твоего мозга, потом голова твоего мозга – так ты будешь рожать себя по частям, впадешь в вечное младенчество! Я люблю