Первый парень на «горшке». Тата Кит

смотрела на плывущие над нами облака.

      – Ну, и как тебе? – спросила она.

      – Что? – чуть повернул к ней голову.

      – Сенокос, езда на сене, природа… выбирай сам.

      – Нормально, – буркнул я, поняв, что ей от скуки захотелось до меня доколупаться.

      – Нам сейчас ещё разгружать всё это, – словно между делом, ненавязчиво, добавила она.

      – Твою мать! – почти взвыл я, спрятав лицо в ладонях.

      Девчонка лишь тихо хохотнула.

      Походу, издевательство над людьми, которые, вообще, не в теме, – это любимая развлекуха её и её бати.

      – Приехали! – крикнул водила, когда машина остановилась, а двигатель затих.

      Практически не чувствуя спину, сполз вслед за всеми с воза и увидел перед собой деревяные ворота, покрашенные зеленой краской, которая уже выцвела и потрескалась.

      Очкарик суетил в стороне от ворот, зачем-то разбирая забор.

      – Ребята! – распахнулась калитка и из нее вылетела какая-то тетка в желтой панамке. – Ребята, да вы что?! Вы с ума сошли что-ли?!

      – Мам, вынеси, пожалуйста, нам всем попить, – сказал очкарик и отдал ей свою рубаху.

      – Конечно, ребята. Я вам сейчас стол накрою!…

      – Не надо! – оживился вокруг меня хор голосов. Все как один были против пожрать, хотя, пока ехали, только и говорили о том, как бы пожрать.

      – Мы не голодные, Анна Васильевна, – произнесла спокойно Гусыня.

      – Ну, вы даёте! – покачала женщина в панамке головой. – Спасибо вам, ребята! Мы уж с отцом думали, что всё – сгниёт наше сено, и коров надо будет продавать. Спасибо! Я сейчас отцу скажу. Он хоть из окна на вас посмотрит.

      – Мам, перестань! – очкарик явно смущался своей мамки. – Мы сейчас разгрузимся, и баню растоплю.

      – Хорошо, Стёпа, как скажешь, – улыбка не покидала ее глаз и золотого зуба.

      Шишига въехала на территорию их огорода и остановилась под высоким навесом, под который все начали скидывать сено.

      – А почему его отец на нас только из окна может посмотреть? – всё-таки, не выдержал я, решив спросить у Гусыни.

      – А тебе нужно, чтобы тебя лично все похвалили и руки твои поцеловали? – ерничала она.

      – Ясно, – быстро потерял к ней интерес, снова напав на сено.

      – Родители Стёпы полтора месяца назад попали в аварию, – произнесла Гусыня тихо. – У Анны Васильевны только ушибы и вывих плеча, а у его папы сломаны обе ноги – зажало его сильно тогда. Так что мы с ребятами в тихую, чтобы им помочь, сначала скосили траву, а сегодня собрали сено. Иначе их ждала бы не самая приятная и сытная зима. Ну? – спросила она, когда я ничего не ответил, погруженный в свои мысли.

      – Что? – спросил я, не понимая.

      – Как тебе теперь ощущения после сделанного? Тоже «нормально»? – в ее темных глазах искрило любопытство и смешинка.

      Она явно пыталась поймать какую-то особую мою реакцию.

      – Нормально, – ответил я, нарочито хмурясь.

      Грудину приятно обожгло странное чувство. Что-то схожее с гордостью и облегчением. Но признаться в нём мне показалось лишним.