Тринадцатая Мара. Вероника Мелан

Жду тебя за столом.

      Он уже хотел отвернуться, когда я заставила себя отмереть. Пришлось принять вид баристы «не при делах», улыбнуться прохладно, качнуть головой.

      – Простите, не пью кофе с посетителями.

      Он просто отвернулся, зашагал к столику у стены. И в его молчании мне слышался ответ: «Как хочешь. Это ты меня искала, не я тебя».

      В этот момент стало ясно, что я сварю себе капучино. И принесу его туда же, куда и стакан с очень горячим и крепким эспрессо.

      Интуиция противилась тому, что я собиралась совершить. Она стонала, как ржавый падающий кран, – истошно, надрывно. Но ведь верно – это я его искала. Значит, нужно собраться с силами, подсесть, попытаться, несмотря на отсутствие подготовки и плана, поговорить.

      Внутренний кран валился: гнулась к земле стрела, лопались тросы, летели дождем осколки стекла из кабины.

      Оказывается, я отвыкла от ощущения собственной беспомощности: марам оно вообще не свойственно. Когда играешь пластами реальности, как картами, привыкаешь манипулировать могуществом в той или иной степени.

      Сейчас, глядя на профиль человека, занявшего стол у стены, я понимала, что если шагну к нему ближе, то шагну в пропасть.

      Пришлось на секунду зажмуриться, стряхнуть необъяснимое оцепенение.

      «Все еще может оказаться проще – стоит только понять его, раскусить».

      – Заменишь меня пока? – адресовала я тихий вопрос помощнице. Та кивнула.

      Глава 4

      У него были очень странные глаза. Иногда казалось, что они светло-голубые, иногда зеленоватые. Иногда белые. И этот белый цвет вокруг черного зрачка, окруженный плотным кольцом-окантовкой, заставлял меня нервничать более всего.

      И первую минуту, глядя друг на друга, мы молчали, как молчат оппоненты, приготовившиеся к бою.

      – Думаешь, вешать на человека магнит – это правильный поступок?

      У незнакомца был низкий голос, и я, державшая руки на коленях, вдруг ощутила себя тряпичной куклой. Куклой, свитой из тяжелых веревок. Мои руки – канаты, вместо кулаков – тяжелые узелки, и эти узелки тянут вниз как гири.

      Он знал обо всем. О моих заклинаниях, о том, что я – мара. Играть с ним не имело смысла. Как, впрочем, и отвечать на вопрос, потому что вопросительная интонация была одновременно обвиняющей и любая фраза выглядела бы теперь оправданием. А оправдываться я не желала, никогда этого не делала. Ни перед кем.

      А еще он ненавидел мар. Он презирал нас, и презрение его теперь въедалось в мою кожу разъедающей пылью, силилось проникнуть внутрь.

      – Знаешь, кто я? – спросил незнакомец, не дождавшись ответа. – Знаешь, кого именно ты искала?

      Я не знала.

      На его запястье блестели серебристые часы – дорогие, но сдержанные. Их край выглядывал из-под манжеты рубашки.

      – Я должна была найти тебя.

      Мне казалось, я сижу в зале суда перед обвинителем. И любая моя попытка открыть рот лишь усугубит положение, но не исправит его.

      – Ты