День другой – кошмар все тот же. Евгений Меньшенин

в коридоре раздались шаги.

      Катя опустилась в кресло, сунула теннисную ракетку за спину.

      Мужчина вошел в комнату. В руках он держал толстую книгу в кожаном переплете.

      – Это твой дневник, – сказал он и приподнял книгу, чтобы Катя могла рассмотреть.

      Но Катя плохо видела в темноте.

      – Это только первый дневник, у тебя их еще несколько. Но этот просто рассказывает о том, как это все началось. Я бы тебе все сам рассказал, но… Мы это уже проходили. Ты никому не доверяешь, только себе. Вот, возьми, но, если ты не захочешь читать, я могу сам все рассказать.

      Он сделал несколько шагов вперед и протянул Кате дневник. Она не поднималась, а просто кивнула на кровать. Одна ее рука была за спиной.

      – Положите здесь и отойдите. Не приближайтесь.

      – Хорошо.

      Он положил тетрадь на уголок кровати и отошел, потом потер руки, прямо как паук.

      – Хочешь кофе? Думаю, мы все равно уже не будем спать.

      – Я не пью кофе, – сказала Катя, а мысленно добавила: ты наверняка бы знал это, если бы мы были давно знакомы.

      – Может, чаю? – спросил он. – С зефиром, ванильным, твоим любимым.

      Ненавижу зефир, подумала Катя и помотала головой.

      Она хорошо помнила слова девушки из соцзащиты: нельзя ничего брать у посторонних и незнакомых мужчин, нельзя садиться к ним в машину и лучше вообще с ними не разговаривать.

      – Тут очень темно, – сказал мужчина. – Я сейчас тебе организую свет. Генератор еще не отремонтировали, поэтому будем обходиться без него. Подожди секунду.

      Он вышел из комнаты. Снова послышались шуршание и грохот. Катя боялась вставать с места. Лучше она дождется, когда он вернется со светом, может, тогда он наконец оставит ее в покое.

      Через минуту он вернулся со свечой в стакане. Он поставил свечу на тумбочку со своей стороны кровати и сказал:

      – Не буду тебя смущать, пойду на кухню. Она прямо по коридору, после туалета и ванной. Приходи, как будешь готова, я приготовлю чай, хорошо, что у нас есть газовая плита, можно готовить без света. Может, что-нибудь захочешь поесть. И кстати, если ты плохо видишь, то возьми очки, они в тумбочке с твоей стороны кровати, – он указал рукой. – Иногда твой чип по утрам дает сбой, и зрение не сразу настраивается. Надо будет с этим обязательно сходить в клинику, где мы ставили эту штуку, но это уже потом, когда тебе будет получше.

      С этими словами он вышел, притворив за собой дверь, оставив Катю наедине с дневником и миллиардом вопросов.

      Катя вдруг поняла, как сильно была напряжена. Живот скрутило, да так сильно, что дышать было тяжело. Плечи и шея окаменели.

      Катя встала, с трудом держа в руке теннисную ракетку, подошла к тумбочке, взяла свечу, вернулась к креслу и поставила свечу на окно. Она взяла дневник и открыла. Буквы были нечеткими. Все расплывалось, как в воде. Будто какая-то пленка была натянута на глаза.

      Катя подошла к тумбочке, потянула ящик и обнаружила футляр с очками.

      Катя вернулась к окну, надела очки и заглянула