Четыре месяца темноты. Павел Владимирович Волчик

быстро, – сказал он, с тревогой слушая, как шум голосов старшеклассников превращается в раскаты грома. – А лучше давай выйдем наружу, сейчас не мой урок.

      В коридоре было не тише, хотя уже прозвенел звонок. Одни учителя уже впустили детей в класс, другие только открывали кабинет, кто-то из них еще даже не поднялся на свой этаж.

      – Так что за совет?

      – Дети очень легко обманывают взрослых, им это ничего не стоит. Взрослые думают, что знают, когда их обманывают, но им удается раскусить только пятнадцать-двадцать процентов вранья.

      – И в чем совет? Перестать тебе верить?

      – Я тоже могу вас обмануть, но мне это не нравится, и я постараюсь этого не делать.

      – Ну что ж, спасибо. – Озеров торопился, но он как никогда нуждался в обратной связи, и ему стало интересно, чего от него хочет мальчик.

      – Ребенок видит ложь ребенка. Вам нужен кто-то, кто распознает правду.

      – И этот кто-то…

      – Я. Но сразу вас предупреждаю, что не собираюсь закладывать кого-то. Мой совет такой: доверяйте детям, но проверяйте их, иначе они могут навредить вам и себе.

      – Странно слышать это от ребенка.

      Мальчик пожал плечами – мол, ничего странного.

      – Многие учителя грозят нам родителями. Но большинство учеников не боится своих родителей. Некоторые даже командуют ими.

      – Спасибо. Я это учту. Тем более мне сегодня как раз предстоит общение с вашими предками.

      Элеонора Павловна взбежала на этаж, тяжело дыша.

      – Уф, Кирилл Петрович, спасибо, что дождались меня с ключами. Опять поменяли кабинет. Ну объясните мне, почему я должна бегать, как сайгак по горным хребтам?

      – Сайгак обитает в степи, – решил вставить Илья Кротов. Этот интересный факт он узнал от Монгола.

      Элеонора Павловна посмотрела на мальчика, как на говорящую букашку, и прогремела:

      – Марш на урок! Пока я не превратила тебя в сайгака.

      На перемене Озеров позвонил родителям.

      Мать Урбанского сказала, что ее сына дело особенно не касается и она сильно занята дома.

      Отец Тугина потребовал письменного отчета – с самого начала разговора он только отдавал приказы.

      Вечером он приехал с женой. Из всех вызванных родителей они были единственными, кто проявил интерес к происшедшему и явился в школу. Отец мальчика вошел в класс с таким кислым и недовольным лицом, что Озеров решил, будто у него случилась какая-то тайная трагедия. Однако позднее оказалось, что такое выражение свойственно обоим супругам, причем на лицах они его носят постоянно. Родители Тугина предъявляли претензии: почему конфликт между детьми не был замечен раньше, – и спрашивали, как будет наказан Илья, который ударил первым.

      Кирилл хотел было рассказать, что он еще не работал в школе, когда все это случилось, но был вынужден отмалчиваться, так как ему не давали вставить слово.

      Мать Афанасьева охала и ахала, сказала, что ей нужно задержаться на работе, но с ним она поговорит «как следует». Отец промычал в трубку, что он на совещании, и больше не перезвонил.

      Мать Ильи