Я здесь живу. Мария Ботева

и по ночам не спится.

      Не поняла я, сколько их прокричало. Но когда каждый подал свой голос, наступила наконец тишина. Я только сказала себе: «Можно спа-а-ать…», как вдруг слышу, Костя говорит:

      – Мама, мне нужно…

      А мама ему отвечает:

      – Анна Ивановна ведро поставила. Сейчас я с тобой спущусь…

      Костя говорит:

      – Да что я, маленький? Ты мне только телефоном посвети.

      Мама взяла телефон как фонарик, светит на лестницу.

      – Осторожнее, – просит. – Сначала нащупай ногой ступеньку, потом…

      Костя перебивает, сердится:

      – Я что, не знаю, как надо спускаться?

      И вдруг как заорёт, и назад, наверх по лестнице! Она под ним так и запрыгала, затряслась.

      Костя только что внизу был, а уже здесь. Дышит тяжко.

      – Там, – говорит, – внизу кто-то есть.

      Мама отвечает:

      – Не может быть.

      И зевает.

      – Мне, – говорит, – через три часа вставать. Так что ты, Костя, давай сходи, куда собирался, и спать будем.

      Костя говорит:

      – Да я, кажется, передумал. Вовсе никуда я не хочу…

      Только я уснула на нашем коврике – опять просыпаюсь. Костя не спит, ёрзает.

      Мама говорит:

      – Давай-ка спустись вниз, я тебе мобильником посвечу.

      Костя в ответ:

      – Да ну, не надо. Утро скоро.

      Мама его толкает:

      – Вставай, вместе спустимся. Давай-давай…

      Слышу сквозь сон – Костя говорит внизу:

      – Во-во, правда, дышит…

      А мама ему:

      – Так это скотина!

      Костя не понимает:

      – Какая скотина?

      Мама говорит:

      – Ты же в деревню попал. Хозяйка скотину держит.

      А Костя снова переспрашивает:

      – Кого она держит?

      Мама говорит:

      – Корову. Или свинью. Не для нас же с тобой сарай строился, чтобы мы спали на сеновале? Хозяйка говорила – скотина у неё…

      Я тоже тогда к ним спустилась, а после мы снова на нашем коврике улеглись. Когда все устроились наконец, как кому удобно, и сено перестало шуршать, я услышала, что под нами как будто вздыхает кто-то. Грустно, сонно…

      И вдруг опять петухи кричать начали!

      Я говорю:

      – Вот ненормальные! Им же на рассвете кричать положено!

      А Костя в ответ, сердито:

      – У тебя не спросились, когда им кричать!

      Хотя я-то при чём? Сам напросился спать на сеновале!

      Когда петухи в третий раз раскричались, мы поняли, что так спать невозможно. Тем более маме пора было вставать на работу.

      На улице стало уже светло, хотя солнца ещё не было видно. Как в пасмурный день.

      Наша хозяйка была уже на ногах.

      В глубине сарая, под сеновалом, оказалась дверца. Анна Ивановна открыла её – оттуда стала выходить корова. Она выходила долго. Тело у неё оказалось длинное. Ноги переступают, идут вперёд, а бок всё тянется и тянется из сарая.

      Вот наконец вся вышла, вместе с хвостом.

      Мы посторонились, пропуская её. Мама на всякий случай