Страшная граница 2000. Часть 3. Петр Илюшкин

хреновы!

      Комбат нашего курсантского батальона по кличке «Копчёный» в повседневной службе был спокоен, как удав.

      Но сейчас маленький коренастый майор нервно бегал по кабинету, хватаясь одновременно за бритую голову и трубку телефона.

      Резко тормознув каблуками хромовых сапог, комбат злобно уставился на курсантов, которые виновато понурили бритые головы.

      Комбат ткнул коротким толстым пальцем в грудь одного, башку которого покрывало страшное красное пятно:

      – Пушкин, бл..дь! Ты дуэль начал?

      – Товарищ майор, это случайно получилось! – вздохнул высокий худой курсант. И поёжился в своей когда-то зелёной, а ныне пятнистой красной куртке хэбэ.

      «Копчёный» повернулся к другому курсанту, голова которого была страшного синюшного цвета:

      – Дантес, бля..ь! Ты начал дуэль?

      Дантес скорбно молчал и тихонько сопел.

      Вместо него ответил худой «Пушкин»:

      – Товарищ майор! Это Кант начал! Кант виноват!

      Черномазый большой лоб лицо майора исказила глубокая раздумчивая морщина:

      – Какой Кант? У вас ещё и третий был?

      Скрипнув каблуками, комбат развернулся к лейтенанту, стоявшему навытяжку позади курсантов:

      – Взводный! Чего там у вас происходит? Кто такой Кант?

      Лейтенант Глущенко вздохнул:

      – Иммануил, немецкий философ!

      Майор нахмурил чёрные мохнатые брови и попросил выражаться прилично. А главное, проще.

      Лейтенант вздохнул и начал:

      – Они не поделили «Вещь в себе».

      Курсант, названный Пушкиным, меланхолично добавил:

      – Дас Динг ан зих!

      – Не материться, бл..дь, в моём кабинете!

      Лейтенант вздрогнул от майорского львиного рыка и поспешил заверить:

      – Товарищ майор! Это Волошин так перевёл на немецкий!

      – Он что, немец?

      Глущенко покраснел, как девица:

      – Нет! Волошин у нас москвич. До армии изучал философию и немецкий язык. А немец у нас – второй курсант, Бунк!

      Саша Бунк, о котором упомянул взводный, поднял конопатое лицо и почесал синюшный затылок:

      – Так точно, немец! Кант – мой земляк! А Волошин говорит, что не земляк. Говорит, что Кант родился в Кёнигсберге, а я – в Калининграде. Поэтому, говорит, не земляки мы!

      Глаза комбата сначала сошлись в одну точку, на кончике носа, потом разошлись:

      – Лейтенант, бл..ь! Давай, бл..ь, по-русски! Как эти долбо..ы, бл… ь, оказались в медучилище?

      Лейтенант, преданно глядя на чёрное лицо майора, начал объяснение.

      Подшефное медучилище запросило помощь. Элементарную такую, всего-то на полдня. Требовалось им покрасить старые стулья и столы в одном из кабинетов.

      Два курсанта справятся за полдня!

      Единственно, о чём слёзно просила преподавательница – не посылать «этого вашего поручика Ржевского».

      – Ржевским она назвала сержанта Краюшкина! – пояснил Глущенко, завидя в глазах майора удивление. – Говорит, он всех девчат