Обнажённая натура продаст художников. Сергей Е. Динов

небось? – продолжал Артур.

      – Тысяча триста долларз, – не без хвастовства и самолюбования отозвался Тима.

      – И ты его носишь?! – издевательски глумился Артур.

      – Нет, шкафу держу! – отшутился Тима-сын.

      – Может, в нём смонтирован холодильник или обогреватель? – обратился к Точилину за поддержкой Артур.

      – Остынь, Бальзакер, – миролюбиво попросил Точилин. – Хватит юморить. Надоело.

      – Тима! – позвал из туалета Лемков. – Помоги!

      – Иди-иди, Железный Дровосек, помогай своему папаше – маньяку и убийце, – злобно прошипел Артур.

      – Зубы дать? – спросил Тима-сын.

      – Чиво-о-о?! – взвыл Артем и замахнулся кулачишком. Но тут же откинулся от лёгкого удара в лоб раскрытой ладонью чернокожего Тимы.

      – Молчи больше, да. Может, умным станешь, – спокойно попросил Тима и отправился к отцу на помощь.

      – Нет, ты понял? Вот так,– заявил опешивший Артур. – Негры белых бьют. Гарлем тут нынче, что ли? Бронкс? Или всё же центр Москвы?

      – Помолчи, – попросил и Точилин. – Сам напросился. Скажи спасибо, что в зубы не дали.

      – Спасибо, – прошипел возмущённый Ягодкин.

      Странно, огромное количество водки, которое они за эту ночь выпили, не оказывало никакого видимого воздействия на их возбуждённые, растревоженные организмы. Ягодкин выглядел почти трезвым, хотя осоловело водил по сторонам расширенными глазами. Точилин чувствовал, что в состоянии выпить столько же. Видимо, невероятные события этой ночи так завели и взбодрили их психически, вздёрнули эмоционально, что энергии и здоровья хватило бы, чтоб куралесить ещё ни один день и ни одну ночь.

      У двери, совмещённого с душевой, туалета послышалось кряхтение, возня и фырканье, будто сводные родственники рассказывали друг другу шёпотом неприличные анекдоты. В затемнённом тоннеле мастерской раздался дикий хохот обоих. На стенах лестничного подъёма догорали последние свечи. Желтоватый, мрачный отсвет на кирпичной стене подвала создавал мираж фантастического портала в нереальность. Папаша с чернокожим сыном с железными посвистами и скрипами вытащили в прихожую нечто тяжёлое. Разогнулись. Тима-сын успел снять пиджак и галстук, остался в белой рубашке и металлических штанах.

      – Понял, сынок? – прохрипело из темноты голосом Лемкова. – Соцсюрреализм и постмодернизм. Инсталляция. Будем её сейчас жарить! Устроим ей ад на земле! Говорят, помогает. Как там в Африке?! Куклы-муклы! Колдовство и магия Вуду! Исправляет живых, корёжит мёртвых!

      – Понял, папа! Так можно! Конечно, можно! – весело откликнулся Тима-сын. – Вуду не трогай. Опасно. Накликаешь на голову. Но так, – он кивнул под ноги, – можно.

      – Нужно! – с неуемным энтузиазмом гаркнул Тимофей.

      И оба, отец с сыном, вновь зашлись истеричным хохотом.

      Куку 7 – баба

      Неизвестно, как себя чувствовал Артур в тот момент, Точилин к нему не оборачивался. У впечатлительного

7

«Куку» – в переводе с тюркского языка, означает «горелая». В переносном смысле, – «угорелая».