Ночной сторож. Луиза Эрдрич

как могла, объяснила ситуацию с Верой. Она была единственным человеком в семье, который мог поехать в Миннеаполис. Она показала начальнику письмо от двоюродной сестры Бетти Пай. Он внимательно изучил его, перечитав несколько раз, и Патрис поняла, что, притворяясь, будто читает письмо, он перебирает возможности.

      – Хорошо, мисс Паранто, – произнес он наконец, откладывая письмо, – эту ситуацию едва ли можно назвать болезнью. Я мог бы предоставить вам неоплачиваемый отпуск, понимаете, без гарантии, что вы сохраните работу, если вам не удастся вернуться, скажем, в течение отведенного времени.

      – Сколько времени вы мне дадите?

      – Не больше недели.

      – Можно я подумаю об этом до завтра?

      – О чем тут думать? – возразил мистер Волд. – Поезжайте, непременно поезжайте.

      Он казался взволнованным ложной щедростью своей фразы и продолжал пережевывать сказанные слова даже после того, как они были произнесены.

      Остаток утра Патрис работала молча, пытаясь решить, стоит ли рисковать работой. Во время обеденного перерыва она взяла свое помятое ведерко и достала оттуда вареную картошку, кусок лепешки и горсточку изюма. Иногда люди обменивали предоставляемые им правительством товары на корзины Жаанат. Патрис ценила изюм особенно высоко. Она ела его медленно, на десерт, позволяя каждой изюминке размягчиться и растаять на тыльной стороне зубов.

      – Изюм!

      Патрис, услышав изумленный возглас, протянула ведерко подруге, и Валентайн, жадно зачерпнув оставшийся изюм, отправила его в рот. Потом она взглянула на Патрис и заметила на ее лице смятение, прежде чем та успела его скрыть.

      – Прости.

      – Все в порядке.

      – Но ты огорчена.

      – Из-за Веры. Я боюсь брать отпуск, потому что, если не найду сестру сразу и мне придется остаться дольше установленного Волдом срока, я потеряю работу. У меня всего три дня.

      – Каких три дня?

      – Три дня отпуска по болезни.

      – Чего?

      – Отпуска по болезни.

      – По болезни?

      – С половинной оплатой.

      – Ой, я даже не знала, что нам такой полагается.

      Их перерыв закончился. Патрис допила остывший кофе, оставшийся на дне ее чашки. Вареная картошка придала ей сил, и она принялась за работу с внезапной сосредоточенностью, ставшей привычкой. Она опустила щуп, чтобы намазать каплю клея. Ее рука была твердой.

      Позже, по дороге к машине, Валентайн сказала:

      – Можешь забрать мои дни.

      – Что ты имеешь в виду?

      – Мои больничные дни. Мистер Волд сказал, что я могу отдать свои дни тебе. В этих обстоятельствах.

      Патрис зарделась от облегчения, протянула руки к Валентайн и обняла ее, а затем отступила.

      – Я так благодарна. Какой сюрприз!

      – Знаю, – отозвалась Валентайн. – Я само противоречие.

      То, что Валентайн назвала в себе это качество, заставило их обеих замолчать.

      – Противоречие!

      – У вас что, какая-то игра? – спросила