Стальная память. Евгений Сухов

пальто Николая Ермолаевича Коваленко, работника городского Совета депутатов трудящихся. Михаил Чуприн виделся с ним пару-тройку раз на совещаниях, когда сам Михаил Никодимович работал в должности старшего товароведа Орловского отделения треста «Росглавхлеб» и проворачивал свои незаконные коммерческие операции. Коваленко тогда возглавлял отдел промышленности и являлся ярым и непримиримым поборником социалистической законности в экономике. Недолго думая, Чуприн обратился к офицеру на плохом немецком:

      – Господин офицер, меня зовут Михаил Чуприн. Я начальник Сыскного отделения городской полиции. Этот гражданин, что продает пальто, Николай Коваленко, большевик, бывший работник городского совета. Я вынужден его арестовать…

      – Gut[18], – коротко произнес офицер и, забрав из рук опешившего Коваленко пальто, передал его сопровождавшей его женщине. Та благодарно улыбнулась и накинула пальто на плечи.

      – Ну что, пошли, морда большевистская, – упер в бок Коваленко свой «вальтер» Михаил Чуприн.

      – Куда? – с дрожью в голосе спросил бывший начальник отдела промышленности городского исполнительного комитета.

      – К нам, на Черкасскую, – недобро ухмыльнулся Михаил Никодимович и толкнул стволом пистолета задержанного в бок.

      Дом на улице Черкасской под номером пятьдесят один, где находилось Сыскное отделение полиции, жители Орла обходили стороной, а верующие еще и осеняли себя крестным знамением, шепча при этом старинное заклинание «чур меня, чур», могущее отвести от всякой беды и прочей напасти. Те, кто попадал в лапы Сыскного отделения полиции, домой к семьям уже не возвращались. С чьего-то острого языка Сыскное отделение Чуприна стало именоваться «Русским гестапо», поскольку методы сыскных агентов и полицаев из русских мало отличались от методов сотрудников немецкой политической полиции гестапо, а иногда и превосходили их по жестокости. Еще будучи старшим агентом разыскной группы полицейского управления города, когда один из рядовых гестаповцев замешкался и стал уклоняться от расстрела двух еврейских девочек, убийство за него совершил Чуприн. Причем совершенно без каких-либо эмоций, беззлобно, словно убивал не детей, а надоедливых мух. За что получил благодарность и небольшое денежное вознаграждение от криминал-комиссара СС обер-лейтенанта Коха.

      Михаил Никодимович не единожды отдавал распоряжения на расстрел и несколько раз самолично забивал задержанных врагов рейха и его личных врагов до смерти. Так что его слова «К нам, на Черкасскую» прозвучали зловеще и означали ни много ни мало – конец всяких надежд и чаяний, да и скорее всего конец самой жизни…

      – А может, мы с вами как-то договоримся? – с надеждой спросил бывший городской депутат. – У меня имеются кое-какие сбережения, а у моей супруги – драгоценности. И я готов добровольно и безвозмездно передать их вам в личное пользование. А вы меня за это отпустите, а? Ну не выдавайте меня!

18

Хорошо (нем.).