Традиции & Авангард. №3 (14) 2022 г.. Литературно-художественный журнал

более в ссср

      не был дант так полно,

      пряно,

      вещественно

      воплощён в жизнь

      из ада сквозь чистилище в рай,

      как в рядах советской армии срочной службы.

      и нет вергилия, кроме вергилия,

      и незаслуженно смилостивившийся к тебе, салаге, дедухан,

      внезапный пророк его.

      рай, достигаемый муками перерожденья,

      рай, зарабатываемый религиозным праксисом,

      рай шаговой доступности,

      конкретный и осязаемый, —

      о ты, дембель!

      все атрибуты святых – се

      твои, брате!

      нимбы жития, крылья, светы

      шевроны, погоны, петлицы, кокарды, аксельбанты —

      все доступны в сакрально-заветном

      магазинчике военторга.

      любовь и свобода – что ещё и петь тебе, брате,

      самозабвенно-последне

      летящему в вагоне ночью

      тыдымм-тыдымм

      поющему со ангелы лихую

      безоглядную песнь:

      «дембель в маю —

      всё аллилуйа!»

      и только годы и годы спустя,

      если повезёт,

      салют дембеля в тебе наконец угаснет

      и ты

      начнёшь что-то понимать.

      одного не поймёшь, спросишь: «но разве

      это Ты был там?!

      драящим парашу,

      зашаривающим от построенья,

      портящим показатели роты,

      доходягой, нехваткой, чмом, салабоном?!» – и сам же

      в содрогании ответишь:

      «Кто же ещё?»

      Колобок

      Начало сказки про Колобка

      в детстве вызывало брезгливость:

      «по сусекам поскребла, по амбарам помела».

      сор, мышиный помёт, паутина —

      всё в тесто. Из круглого, волгло-серого

      щепка торчит наружу.

      Но с тех пор, видишь,

      я вырос.

      Наклони голову. Опускаю епитрахиль,

      кругло, бережно

      накрываю сверху ладонями:

      «благодатию и щедротами Своего человеколюбия» —

      внутри такое тепло,

      как в русской печи,

      сор выгорает дотла, хлеб поднимается, пышен.

      Выныриваешь, дышишь

      всей собой. Косынка сбилась.

      Глаза сияют – не здесь.

      Щёки румяны.

      Мир нов.

      Катись, Колобок.

      «Осень. Митрополит…»

      Осень. Митрополит

      облетает крестным лётом город.

      Ответственное мероприятие.

      Предоставленный вертолёт грохочет.

      Чтобы надеть наушники, пришлось снять митру.

      Седенькая макушка волгла.

      Митрополит моргает, робко

      глядит вниз

      и видит всё впервые:

      кирпичные, охряные, серые домики,

      ржавые крыши, щетина антенн;

      белоснежная застенчивая мэрия, сделанная в технике

      оригами

      и невесомо, неловко, как чужая,

      присевшая на миг

      посреди старой соборной площади;

      трубы шарикоподшипникового завода

      косо, синё

      кладут ленточки-дымы на розу