Оренбургский платок. Анатолий Санжаровский

же скорый глаз что-то не глянулась мне эта кобзéлка.

      Ну, взяла она мой платок за углы. Пальцы жирные, сытые.

      И жалко мне стало. Я корпом корпела… Ночей не спала, все жилочки из себя тянула. И кто ж снял мои труды? Невжель этой простошныре носить? Ой, не надо! Моя воля, выдернула б назад…

      Бабёшка встряхнула моё серебристое облачко.

      – Почём? – Голос у неё холодный. С хрипотой.

      Я к самому:

      – Папань! За что отдавать-то?

      Молчит.

      Уставился на покупщицу – та мёртво вкогтилась в платок.

      Вижу, большие мильоны с неё дёрни, отдаст.

      Губы кусает мой свёкрушка. Взопрел. Не дай Бог продешевить!

      – Дамочка… А ну… Слухай-внимай. Ну отодить… Отодить от этого вопроса! – тычет глазами в платок.

      – Гражданин! Я вообще-то, кажется, покупаю. Не оты– маю…

      – Ишшо она отымать… Пустите! – Свёкор выдернул платок. – Отодить на одиный секунд. Христом-Богом, стал, прошу.

      Коротыха повела плечом. Отступилась.

      Со стороны зыркает на платок, как лиса на кочета при хозяине в отдальке.

      – Нюрушка! Доня! – шепчет мне сам на ухо. – Ко мне такой важняк товарец в жись не забегал. Откуда ж знать ценушку? Говори, дочушка, чоба не слыхала эта мамзелиха.

      – А что говорить?

      – В Жёлтом-то по каким деньжонкам пускали?

      – Купчанам, – кладу тихие слова ему в ухо, – самолучшие отдавали по восьми рублёв.

      У свёкорка короткий толк. Решает сразу. Без митинга.

      – Шашнадцать!!! – во всю голосину гаркнул. Подзывает покупщицу рукой с платком, как со знаменем. – Шашнадцать будет ваше ненаглядное почём! Шаш – над – цать!!!

      Разбитуха подошла с гусиным перевальцем:

      – Сколько у вас платков?

      – Ну… – Свёкорок замялся. – Выбирались из дому… Было три.

      – Все беру. Безразговорочно.

      Свёкрушка дрогнул, будто кто поддел его хорошенечко шилом. Промахнулся в свою сторону!

      – Не-е! – мотает решалкой[91]. – Как жа без разговору?.. Иль мы нелюди… Иля нам не об чём погутарить?

      – О чём же?

      – Двадцать… Вот последняя наша дорогая разговорка!

      – Помилуйте. Да на вас креста нету!

      – А вам что, мой крест ужо нужон?

      – По двадцать не пойдёт.

      – Но и по шашнадцать тож не побегить!

      – Ну, дед! Ни твоя ни моя. Восемнадцать!

      – Мадамочка! Торговаться я не обучён. Сколь наметил – всё. Надоть – бери. Не надоть – идь лесом, не засть. Не стекло!

      – Ну идол с тобой! На! Здесь ровно пятьдесят четыре. Хоть не считай!

      – Нам это не в утруждение.

      Свёкор чувствительно поплевал на щепоть.

      Сосчитал в блаженном спокойствии раз. Сосчитал два.

      Хмыкает.

      – Дед, отдавай платки. А потом и думай, эсколечко твоей душеньке угодно.

      – Не торопи. Можа, моей душеньке угодно с тобой ишшо поговорить…

      – Но-но! Ты ж слово дал.

      – Эхва-а…

91

Решалка – голова.