Летом сорок второго. Михаил Калашников

растревоженный муравейник: люди, словно тля, сползлись на пятно пролитого сиропа, и давить их теперь так же просто…

      Об этом думал немецкий летчик над Белогорьем.

* * *

      Бомбы рвались за селом, на шляхе. Семейство Журавлевых через боковую калитку в плетне стайкой юркнуло к соседке Кочаныхе, у которой был надежный погреб с пологим спуском, сложенным из меловых блоков. Первой в дверь подвала вошла мать с Галей на руках, за ней Антонина, несшая Зою, потом Тамара, обнимавшая Бориса. Пропуская семью, Виктор привязывал к дверной скобе веревку. Бомбы сокрушали улицы Белогорья, Виктор, торопясь, все никак не мог затянуть последний узел.

      – Скорей, а то не успеешь! – кричала снизу мать.

      Самолеты пронеслись над их домом, Виктор, схватив конец веревки, побежал вниз. Свист оборвался – бомбы ударились о землю. Волна сжатого воздуха захлопнула дверь, остаток пути Виктор проехал по ступеням на животе. Растянувшись на земляном полу, он с силой натянул веревку, чтобы новой волной не отворило дверь. Веревка дрожала и пела натянутой струной. Из стыков меж меловыми блоками на головы укрывшихся сыпалась затирка и глиняные шпаруны[3].

      Хозяйка подвала тоже была здесь. Крестясь с каждым взрывом, она вскрикивала.

      Самолеты шли звено за звеном, гроздьями сбрасывали груз. Между взрывами не было пауз, они слились в сплошной нескончаемый грохот.

      – Мама! Мамочка! – бросилась Зоя к матери. – Они нас убьют! Они нас всех убьют!

      Прижимая младших дочерей, Ольга закусила губу и думала: «Хоть бы всех одной бомбой… чтоб не мучиться». Голова ее в беспамятстве склонилась набок, щекой она уперлась в прохладную меловую стену.

      Тамара затыкала уши Бори, жмурилась в темном подвале, но вспышки с улицы прорывались сквозь темень подземелья, сквозь смеженные веки. Очередная бомба упала совсем близко с подвалом, веревка лопнула, и дверь отворилась. Погреб заполнили пороховые газы, вонь сгоревшего тола. Через потревоженную землю содрогнулись меловые блоки подвальных стен. Ольга пронзительно вскрикнула, выпустив из рук Галю, лишилась сознания. Антонина подхватила с земли плачущего младенца. Задыхаясь от вонючего перегоревшего тола, люди кашляли, но на улицу не выходили. Через минуту дым рассеялся. Виктор поднялся к двери, снова привязал веревку.

      – У Карпенко хата горит, – сообщил он.

      Кочаныха похлестала Ольгу по щекам, и к той вернулось сознание. Открыв глаза, женщина смотрела потерянным взглядом на своих детей, сидевших в полумраке пустого закрома для картошки.

      – Ольга! – крикнула ей в лицо Кочаныха.

      – А? – громко переспросила та.

      – Тебя оглушило?

      – Чего говоришь? – не слыша собственного голоса, прокричала Ольга.

      Тамара, сдернув с головы косынку, стала махать ею на мать.

      – Где Галя? Дайте мне ее.

      Антонина передала ребенка в руки матери.

      – Вроде чуть утихомирилось, –

3

Забивка для стыков между блоками (суржик).