За гранью. Микаэль Катц Крефельд

Бармену он дал знать, что хочет повторить заказ. Перед ним стояла стопка «Джим Бима» и бутылка «Хоффа».

      – Может, тебе хватит? – тихо спросил Йонсон.

      – Да я еще толком и не начал.

      Йонсон приподнял брови, но заказ принял. Недавно ему перевалило за шестьдесят, это был могучий мужчина, руки его от кистей были сплошь покрыты татуировками. Разобрать, что изображали эти рисунки, было невозможно, так как все они были сделаны в молодости, когда Йонсон отбывал воинскую повинность матросом на «Даннеброге»[5].

      Протиснувшись мимо других посетителей, Томас направился к музыкальному автомату, старому «Вурлитцеру», который стоял тут с незапамятных времен. Роясь в кармане, чтобы найти нужную монету, Томас посмотрел на развешенные над автоматом фотографии. Это были черно-белые снимки посещавших когда-то «Морскую выдру» художников и музыкантов, подписанные их рукой. «Газолин», Лоне Келлерман, «Клаусен и Петерсен», Ким Ларсен и особо любимый Томасом Мистер DT с черным маникюром на ногтях, в фетровой шляпе и белом смокинге. Томас опустил в автомат пятикроновую монету. Ему даже не потребовалось взглянуть на кнопки: он точно знал, что хочет послушать. F-5. Давай, Дэрил! Раздался характерный звук метронома, и расстроенный электронный орган начал вступление к старому шлягеру. За спиной у Томаса послышались возмущенные крики отдельных посетителей, которые просили его поставить что-нибудь другое. Не обращая на них внимания, Томас вернулся к стойке.

      – Эй, морячок! – окликнул его кто-то, когда он собирался сесть на место.

      Полуобернувшись, Томас посмотрел на столик у себя за спиной. Мускулистый парень рокерского вида в обтягивающей майке смотрел на него через желтые стекла солнечных очков:

      – Слышь, ты! С нас хватило, мы уже этого наслушались.

      – Это классика! – небрежно бросил ему Томас.

      – Ну и что! Все равно это музыка для голубых.

      Два его приятеля заржали. Оба были в кожаных куртках с рокерскими рисунками на спине, и оба держали в руке по кожаному стаканчику для игры в кости.

      – Сколько ни называй меня голубым, все равно нет песни лучше этой.

      – Мне больше нравится, как ее поет тот, другой, в оригинальном варианте, – заметила женщина средних лет в клетчатом твидовом костюме и с топорщившимися во все стороны волосами: можно было подумать, что она вся наэлектризована.

      Томас повернулся на этот голос и улыбнулся женщине, сидевшей в другом конце барной стойки.

      – Дорогая моя Виктория! Это и есть оригинальный вариант. Дэрил Холл написал и исполнил песню в тысяча девятьсот восьмидесятом – за пять лет до того, как Пол Янг сделал из нее хит. Не в обиду будь сказано Полу, но Дэрилу он в подметки не годится. – С этими словами он уселся верхом на табурет.

      Виктория упрямо тряхнула головой и выпустила в потолок длинную струю дыма:

      – Ну да. Он тоже ничего, но мне все равно тот, другой, больше по душе.

      – Имеешь право, – ответил Томас, пожимая плечами. – Тут – свободная страна.

      Искоса поглядывая на рокеров, Йонсон подвинул Томасу бутылку «Хоффа» и налил ему

5

Здесь: название датской королевской яхты.