Инсула. Владимир Романовский

      Дж. Пуччини. Фрагмент из оперы «Тоска»

      – Зная только … любовь и искусство … Людям вреда я не приносила…

      И снова зарыдала. Рылеев и Цицерон обменялись взглядами. Цицерон пожал плечами. Рылеев же обратился к Амелите:

      – Может, воды вам принести? У вас все в порядке?

      Рыдая, Амелита закричала в пространство оперным сопрано:

      – Боже мой! А что, похоже, что у меня все в порядке? Выгляжу нормально, пою нормально?

      Она отделилась от рояля и направилась, спотыкаясь и покачиваясь, к логическому центру вестибюля. В этот момент раздался, и тяжелая люстра, оторвавшись от креплений, упала на пол и шумно разбилась вдребезги в двух метрах от Амелиты.

      Амелита, Светлана, и Мими вскрикнули одновременно. Цицерон, Рылеев и Вадик бросились к Амелите, готовые оказать помощь. Удивленная госпожа Дашкова подняла голову от журнала и сказала:

      – Ничего себе. Что это было?

      Поправила очки и всмотрелась. Хихикнула, покачала головой, и снова занялась чтением статьи – оставался один только абзац.

      Рылеев сказал Амелите:

      – Вы в порядке, э … – и умолк.

      Повернув голову, Амелита посмотрела безумным взглядом на обломки люстры на полу. Перевела взгляд на потолок. Все последовали ее примеру. Амелита сказала:

      – Боже мой.

      Со стороны уличного входа в вестибюль вошел портье Василий в зеленой форме и кепке и белых перчатках. Увидев на полу люстру, он вплеснул руками и воскликнул, почти искренне:

      – Батюшки мои!

      Цицерон, присев на корточки возле обломков, поднял один из осколков и внимательно его осмотрел.

      Госпожа Дашкова закончила читать статью, поднялась со стула и сказала:

      – Ну, что ж, на сегодня волнений мне достаточно. Пойду вздремну. Кто-нибудь видел Зару? Вечно ее нет, особенно когда она нужна. Василий, кондиционер в этом столетии починят, или отложат до следующего?

      Оторвавшись от созерцания разбитой люстры, Василий рапортовал:

      – Ремонтники уже выехали, госпожа Дашкова.

      Амелита снова принялась рыдать, будто повергнутая в отчаяние перспективой приезда ремонтников. Рылеев и Вадик попытались ее утешить. Рылеев даже положил ей руку на плечо, но она раздраженно отстранилась, подбежала к роялю, положила голову на крышку, и зарыдала в голос.

      Цицерон, оставив в покое осколки, потрогал обрывки проводов. Посмотрел на потолок. Повернувшись к Василию, спросил:

      – Лестница у нас в хозяйстве есть?

      Василий кивнул:

      – В подвале.

      – Это хорошо.

      – Принести?

      – Да, принесите пожалуйста, Василий.

      Василий ушел, что-то бормоча, а Цицерон снова уставился на потолок.

      Рылеев спросил:

      – Что ты там высматриваешь?

      Цицерон заложил руки за спину, пожал плечами, и сказал:

      – Пятнадцать килограмм – максимальный