Инсула. Владимир Романовский

Рылеев. Вы, конечно, можете подумать, что меня к вам подослали, чтобы ускорить процесс вашего выезда из дома. Думать так – ваше право. Но я вам сказала то, что должна была сказать. Вы хороший человек, и будет неприятно, если вас убьют. Всего вам доброго.

      Она залпом выпила «экспрессо класико», легко подняла массивные свои формы со стула в вертикальное положение, и быстро вышла. Рылеев, опытный, подождал еще пять минут. И позвонил шоферу.

      Глава третья. В пути

      Слегка припекало. Пашка, молодой кряжистый шофер слегка бандитского вида, подрулил к поребрику, выскочил, и открыл перед Рылеевым заднюю дверь черного вуатюра. Взглянув на проходившую мимо симпатичную шатенку в фиолетовых шортах (она заметила и улыбнулась ему), Рылеев сел в прохладный вуатюр.

      Некоторое время он просто сидел, держа спину прямо и глядя в пространство. Пашке это надоело, и он спросил, обернувшись:

      – Все в порядке, шеф?

      Рылеев перевел на него глаза.

      – А? Да, Пашка, все замечательно.

      Вот же сука, подумал он. Тошнит меня от одного ее вида. А ведь столько лет прошло. И повторил вслух, сам себе:

      – Сука.

      Пашка кивнул понимающе, и сказал:

      – Понимаете, шеф, в этой жизни только…

      Рылеев его перебил:

      – Перестань подхалимничать, Пашка. Ты тут весь день собираешься стоять? Может, что-то не так с мотором?

      Пашка обиделся. Как все люди с ограниченными интересами, он часто обижался там, где обиды никакой не было. Сказал:

      – Слушаюсь.

      Включил скорость и поехал по проспекту, надутый. Это тоже не понравилось Рылееву.

      – За обиженное выражение лица я тебе не плачу, а бесплатных услуг мне не нужно.

      В зеркале заднего обзора он увидел, как Пашка закатывает глаза.

      – И глаза не закатывай. На дорогу смотри. Так безопаснее.

      Обогнав троллейбус, везущий в центр окраинных плебеев, Пашка переключил скорость и помчался к Московским Воротам, сооруженным в девятнадцатом веке в честь славной победы русской армии над турецкими полчищами. Образцом для Московских Ворот послужили Бранденбургские Ворота в Берлине, автор которых вдохновился пропилеями Акрополя в Афинах. Рылеев подумал, что пропилеи красивые, а ворота – и Бранденбургские, и Московские – не очень. Какие-то нелепые.

      И в этот момент его посетило еще одно видение – он сморщился как от боли и зажмурился. Видение было такое:

      Вот этот самый вуатюр, в котором они едут, втемяшивается вдруг на полном ходу в выскочивший из-за угла грузовик. Звук удара оглушающий. Вот Пашка – на носилках, несут его санитары в карету скорой помощи. Вот сам он, Рылеев – в синяках, окровавленный, придерживающий правую руку, но к счастью – ходячий, стоит на тротуаре и чувствует себя неловко. Видение исчезло. По домам вокруг Рылеев понял, что длилось оно долго. Такого раньше не было – чтобы видения посещали его дважды в день. Даже дважды в год не посещали. Он окончательно пришел в себя, потер