Все пути твои святы. Ирина Никулина Имаджика

своих, да наплывов совести непрошенных и прибавил шагу по тропе, которая почти и без зарослей была. Никогда и никому больше такой камешек не попадется, – понял студент, – единственный он здесь. Выпал, например из кулона прежних хозяев планеты. Или был это глаз игрушки, местного медвежонка заводного. Впрочем, не важно. Камень уже соприкоснулся с его кожей и если была на нем какая-то зараза, то изменить все равно уже ничего нельзя.

      – Почему остановка? – Страус был всего в полумиле и наяривал по рации, обстановку накалял, так как график у него был, железяки безмозглой.

      – Сошел с тропы, – честно признался Виктор, о камене ничего не сказал, – оступился, голова закружилась. Еды, вы, жмоты, мало даете, скоро мы все передохнем, как мухи.

      – Рацион рассчитан правильно, все жиры, белки и углеводы в достаточной мере…

      Бла-бла-бла, ля-ля-ля и так далее. Вступил Страус в старый, как весь срок заключения, спор. Выкладки все научные привел, состав пищи, полезность и килокалории. Отрыжка это игигская, а не еда. Какашка собачья, и то вкуснее, а в калориях Виктор не разбирался. В математике и телефизике он соображал, да и то, не слишком много, половину лекций проспал, гулять больше хотелось, чем учиться. В мутагенах всяких сообразил бы, с детства у отца в лаборатории пробирки нюхал, а вот в калориях – нет. Да и смысл в них разбираться, когда желудок к спине прилип и жжет, словно раскаленным железом.

      – Жрать охота от твоих калорий. – Оборвал он монотонную речь Страуса и рацию выключил.

      Тропу быстро прошел, так, в самом конце пришлось мечом помахать, колючки там были с палец толщиной и вились вокруг стальной бляшки непонятного назначения. Бляшку он трогать не стал, оставил Страусу на рассмотрение. Была она похожа на крышку от банки, а сама банка под тропу уходила и чего там в ней внутри было, этого Виктор даже и знать не хотел. Все непонятое и черное надо оставить Черной, пусть переваривает. Не хотелось ему взлететь на воздух, всякие крышки отвинчивая.

      Он показатели с нее снял, Страусу передал, тропу от колючек очистил. Пусть кто хочет в эту банку свой нос сует, только не он. Достаточно, что яйцо это черное подобрал, да на груди припрятал. Если Философ узнает, зубы будет скалить, как павиан. Неделю еще припоминать будет. Перед прогалиной было две «дымовухи», но с ними Виктор быстро разобрался. Понял, что с боку надо заходить и в самое очко тыкать интегратором, причем, прицельно так, в самое отверстие. Тогда они не взрывались, а в воздух прыгали, как кузнечики и там в пыль рассыпались.

      – Свободна тропа! Радуйся, Цезарь. – Доложил он Страусу и побежал к озерцу.

      Там как раз Гуня булькнул, ровно посредине этого болотца. Где-то здесь должен был стоять его Страус, но нигде не стоял. Ушел что ли, или болото его засосало? Он прошел Гунину тропу и как раз на ней этот камешек нашел. И теперь он был в самой удобной точки для побега. Кого благодарить, неизвестно, то ли пропавшего без вести Гуню, то ли игига, что было бы политически не корректно, то ли судьбу-насмешницу. Почему-то