Под открытым небом. Том 2. Александр Станиславович Малиновский

стрункам, издавала чудные звуки.

      Руфина, закинув голову, искала глазами певца и не находила его.

      Александр стал показывать пальцем на порхающую точку в синеве. Руфина крутила головой, завиток её волос около уха щекотал ему нос и от этого ноздри его возбуждённо подрагивали.

      Жаворонок на миг замер и вдруг камнем устремился вниз… Упал в шёлковую траву и исчез. Только неизвестная птаха продолжала солировать.

      Руфина высвободилась из рук Александра и нескладно, как маленькая девочка, в пузырящемся своём платьице побежала туда, где должен быть чудесный певец.

      – Он разбился, бедненький, разбился, – доносился её лепет.

      Александр стоял, молча улыбаясь.

      Через некоторое время донёсся жалобный голосок:

      – Сашенька, его нет! Неужели так быстро утащили хищники? Идём искать вместе! Какая несправедливость!

      Ковальский подошёл и нагнулся. Их глаза оказались на одном уровне. У неё по щекам текли слёзы. Она не пыталась их смахнуть.

      – Саша, было счастье и нет его?! Так жестока жизнь!

      – Руфина, ну что ты? Он же просто хитрец, этот жаворонок.

      – Как?

      – Когда приземляется, сразу убегает далеко в сторону, туда, где у него гнездо. Или где кормится.

      – Он нас так безжалостно обманывает? – вполне серьёзно удивилась Руфина.

      – Да. Я сколько раз это наблюдал.

      Слёз на её щеках не стало меньше.

      – Сашенька, эта история про нас с тобой.

      – Почему?

      – Была красивая песня и в один миг – нет её.

      Она заплакала навзрыд. Его это обескуражило…

      – Миленькая, почему ты примериваешь на нас с тобой? У нас же всё хорошо! Я тебя люблю! А ты – самая красивая женщина, которую когда-либо видел! Живу, как во сне, – у меня есть ты! Не придумывай ничего.

      – Да-да, – соглашалась она. И продолжала плакать.

      Не сразу Руфина овладела собой. Чуть, было, не вырвалось наружу всё то, что разрывало изнутри последнее время. И она испугалась этой минутной слабости. Ещё не была готова к тому, чтобы рассказать Ковальскому о своей беде.

      …Вечером шепнула украдкой, что хочет ночевать в беседке под яблоней в саду.

      Ковальский согласился, радуясь, что у неё прошёл непонятный ему нервный срыв…

      XIX

      «А что, если врачи всё-таки ошибаются и у нас с Сашей всё получится?!» – это спасительное предположение периодически возникало у Руфины.

      Мысль гипнотизировала, и она не могла избавиться от неё. Внезапное и непреодолимое чувство к Ковальскому, многократно усиленное желанием быть полноценной женщиной, питало надежду. И она, охваченная этими взаимоусиливающимися чувствами, ждала от близости с Ковальским чуда. Хотела ребёнка!

      Но чуда не произошло.

      После того, как Руфина поняла свою обречённость, вновь, как в первые недели после аборта, занемогла душевно и физически.

      А когда Ковальский начал сниться ей маленьким ребёночком, которого, как своего младенца, кормит грудью, испугалась,