Мой любимый негодяй. Эви Данмор

быть убитым». Или в британских родовых владениях это всего лишь фигура речи?

      – Какое отношение все это имеет к маме?

      Лицо Рочестера состояло из одних только теней и острых углов.

      – Как я уже сказал, она нездорова. Возможно, ей обеспечат лучший уход в другом месте.

      Тристан сжал трость так, что пальцы побелели.

      – А точнее?

      – Есть места, более подходящие для людей с ее странностями…

      – Мы говорим о Бедламе?

      Граф наклонил голову:

      – Бедлам? Нет. Есть специализированные частные заведения, более приспособленные для ухода…

      Частные заведения. Места, куда находящихся в здравом рассудке, однако причиняющих неудобства жен и дочерей до сих пор отправляют умирать.

      Когда Тристан вернулся к столу, в глазах Рочестера мелькнула тревога – он зашел слишком далеко. Однако же граф решился; а значит, черт возьми, что-то его на это подвигло?

      – Мама очень переживает. – Тристан сверлил отца взглядом. – Ее сын погиб.

      – Мой тоже, – отрывисто бросил граф. Еще один проблеск эмоций.

      В другой день и в другой жизни Тристан мог бы выразить сочувствие.

      – Маме не место в лечебнице для душевнобольных. Там она не выживет, и вам это известно.

      – Тристан, я могу терпеть лишь определенное количество странностей в своем доме. Тебе решать, чьи это будут странности – либо твои, либо ее.

      Это был шантаж, и такой, которому придется подчиниться. Все жилы в теле Тристана напряглись в порыве немедленно устранить угрозу свободе. Он сделал глубокий вдох, затем второй. Наконец пламя гнева в крови утихло.

      Рочестер кивнул и добавил почти дружелюбно:

      – Я призываю тебя выполнить свой долг. Женись, роди наследника, роди еще нескольких отпрысков. У тебя есть три месяца на восстановление достаточно приемлемой репутации. Докажи, что ты не полностью бесполезен.

      Бесполезен. Еще один глубокий вдох. «Бесполезен» – любимое оскорбление Рочестера. Всякий, кто в должной мере не удовлетворял запросам графа, попадал в эту категорию, и даже когда Тристан повзрослел, это слово наносило ему глубочайшую рану.

      С него хватит. Визит к матери в западное крыло дома придется отложить.

      Когда Тристан сел в карету и свернул на подъездную аллею, он сформулировал для себя ответ, почему Рочестер использовал для давления на сына графиню, а не свой банковский счет, как бывало обычно. Во-первых, отец осознал, что Тристан близок к достижению минимально необходимой финансовой независимости. Во-вторых, женитьба – дело серьезное, и Рочестер справедливо допускал, что очередное урезание денежного содержания сына может не принести результатов. Чтобы тот взял в жены выбранную Рочестером девушку и пусть рожденные в браке дети до конца дней напоминают о графе? Ну уж нет. Отсюда и шантаж: жизнь за жизнь. Либо собственная жизнь, либо жизнь матери.

      Если Тристан уступит, Рочестер сделает маму петлей на шее сына. А значит, нужно что-то придумать. Что, если послать письмо в Дели, генералу Фостеру – возможно,