Оливковое дерево. Люсинда Райли

наконец не выдержал и уснул: маленькая головка покоилась на коленях Уильяма, липкие ручки все еще крепко сжимали новый самолетик. Уильям облизнул палец и неуклюже попытался стереть шоколад с перемазанной мордашки сына. После приземления надо будет отвести Фреда в туалет и как следует отмыть, прежде чем показывать Хелене. Кожа их сына, казалось, притягивала грязь.

      Уильям закрыл глаза, радуясь передышке. Полет с Фредом оказался поучительным опытом. Обычно это он был человеком в костюме, пытающимся сдержать раздражение, когда какой-нибудь мелкий монстрик долбил ногами по спинке сиденья, вопил, кривлялся и совал голову между сиденьями, пока издерганный родитель изо всех сил старался унять ребенка. Уильям попытался дремать, но фредо-прилив адреналина еще кипел в крови, так что он сдался и вместо сна сосредоточился на прибытии в мир Хелены. Он был так занят подчисткой хвостов на работе, что ему было особо некогда об этом подумать.

      Пандора… он понимал по отсутствующему выражению на лице жены каждый раз, когда она говорила об этом доме, как много он для нее значит. И Уильям знал, что не должен обижать ее какими-либо негативными замечаниями по приезде. Даже если дом и место окажутся довольно заурядными, а Кипр – именно таким засушливым скоплением крутых склонов, как он себе представлял, он поклялся, что не покажет виду.

      Последние дни Хелена казалась особенно отчужденной и странной. Не иначе как возвращение в мысленно отполированную версию идеала принесло разочарование. Хотя он не знал наверняка. Во всем, что касалось жены, он ничего не знал наверняка.

      Хелена… приближалась десятая годовщина их свадьбы, а жена в чем-то так и осталась для Уильяма загадкой. Ее вечно окружала аура отчужденности, и даже в постели, в моменты самой интимной близости, она будто находилась где-то далеко.

      При этом Хелену нельзя было назвать холодной. Она источала такие любовь и тепло, на которые только способна женщина. Дети боготворили ее. Он боготворил ее. Уильям не знал, что вызывает отстраненность и благоговение. Красота? Многие годы он наблюдал, как реагируют на нее другие: и мужчины, и женщины. Люди не привыкли сталкиваться с физическим совершенством: они мирились со своими недостатками, видя их отражение в окружающих. Хелена, с ее золотистыми волосами, бледной безупречной кожей и восхитительно пропорциональным телом, была воплощением его идеала женщины. А материнство только прибавляло ей очарования, делая ее настоящей, а не недоступной ледяной девой. Из-за этого он часто чувствовал – хотя и не по ее вине, – что он простой смертный, а она богиня. Из этого рождалось чувство неуверенности, потому что иногда он не мог поверить, что эта изумительная женщина выбрала его.

      Он всегда успокаивал себя тем, что обеспечивал ее всем, что ей нужно, что вместе они составляли инь и ян: она – артистичная, утонченная, мечтательная, а он приземленный, надежный и логичный. Они происходили из совершенно разных миров – и, однако, последние десять лет были счастливейшими в его жизни. Уильям надеялся, что она тоже была счастлива.

      Однако