Оливковое дерево. Люсинда Райли

это было бы уже просто запредельно.

      Но это еще не конец.

      Ему все еще необходимо держаться за какую-либо часть ее анатомии, и потому он снова берет ее за руку. Ведет к увитой виноградом перголе, и они исчезают под ней, пропадая из виду.

      Черт! Я медленно возвращаюсь к постели и бросаюсь на нее.

      Кто он? И кто он ей?

      Я знал, как только увидел его на террасе, – стоит будто хозяин, явно кто-то важный. Мне позвонить папе? Ну, то есть папа мне не папа, но другого у меня никогда не было. Я знал, что когда-нибудь он для чего-то пригодится.

      Папа, понятно, не обрадуется, если его жену растерзает на террасе большой кипрский медведь. Я тянусь за мобильником и включаю его. Что я скажу?

      «Папа, БЫСТРО сюда! Мама в смертельной опасности под перголой!»

      Господи. Я просто не могу. Он так и так считает меня чокнутым. Я прекрасно знаю, что он вынужден терпеть меня, потому что любит маму, а я иду в комплекте. К несчастью, я никуда не гожусь в большинстве игр с мячом, хотя и полон энтузиазма. Когда я был младше, он пытался учить меня, но я всегда в итоге чувствовал, что подвожу его, потому что никогда не попадал в основной состав. А потом оказался золотой уткой, когда он пришел посмотреть крикетный матч, потому как нервничал. Имей я способности к таким вещам, это бы очень помогло нашим отношениям, но он, по крайней мере, любит и защищает маму от всех других, кто ее домогается.

      Вроде того типа под перголой в данный момент.

      Но вообще-то забавно. Вот я все мечтал побыть с ней наедине без папы, рядом с которым у меня всегда ощущение, что я мешаюсь под ногами… и вот пожалуйста: не прошло и двадцати четырех часов, а я уже хочу, чтобы он был здесь.

      Может, все же лучше послать ему сообщение?… Проверяю телефон и обнаруживаю, что там всего восемнадцать пенсов на счету. Не получится. А если бы и получилось, что бы он мог сделать-то?

      Здесь больше никого, кроме меня. И Имми, но она не в счет.

      Так что… остается одно: придется мне справляться в одиночку.

      Я вступлю в бой за честь моей матери.

      γ

      Три

      – Ты выглядишь… точно так же.

      – Нет, Алексис, разумеется, нет. Я старше на двадцать четыре года.

      – Хелена, ты прекрасна – так же, как тогда.

      Жар прихлынул к уже пылающим щекам Хелены.

      – Как ты узнал, что я здесь?

      – Услышал слухи в деревне. Потом около полудня мне позвонил Димитриос и сказал, что видел золотоволосую леди и ребенка на дороге из Пандоры, и я понял, что это, наверное, ты.

      – Кто такой Димитриос?

      – Мой сын.

      – Ну конечно! Конечно! – Хелена рассмеялась, успокаиваясь. – Мы с Имми остановились по дороге сорвать виноград, и я увидела, как он уставился на меня. Я подумала, что это ты… как глупо… он совсем как ты.

      – Ты хочешь сказать, он совсем как я был раньше.

      – Да. Да.

      Они помолчали.

      – Ну и как ты, Хелена? – решился он. – Как ты жила все эти годы?

      – Жила…