Лесные гости. Евгения Чеширская

а может и просто так, по приколу, считая именно свою версию страшнее, чем у товарки. Но в одном сходились решительно все – в лес соваться нельзя. И точка. Дети, конечно, убегали туда при каждом удобном случае, за что нещадно были биты крапивой. Потом и сами поняли, что нет там ничего хорошего, кроме старушечьих баек, невольно навевающих на полусгнившие деревья романтический ореол.

      В лесу и правда ничего хорошего не было. Зверья не водилось, птицы – если только вороны да воробьи, грибы появлялись порой, но такие сморщенные и больные, что никакого желания их собирать не возникало. К реке, протекающей аккурат посередине леса, претензий не было – хорошая река, полноводная, глубокая, но даже в этом лес свою поганую сущность выявил – именно в той своей части, что по лесу проходила, река изгибалась сильно и течение там было такое, что в легкую уносило лодки прочь. Чуть дальше, за последними деревьями, снова тишь и благодать, рыбаки, комары, природа. А в лесу – кошмар и ужас, хоть не смотри.

      А еще люди в том лесу пропадали периодически. Но я не уверен, что прям чаще, чем в других местах, где водятся дачники и любители пьяных пикников из ближайшего города, которые даже на пляже, на мелководье тонуть с концами ухитрялись. Река-то, повторюсь, именно в том месте быстрая, глубокая, что там на дне – только водяному и ведомо, может камни какие или пещеры подводные. Вряд ли дело было в «мистической ауре леса». Но пропажи людей были, это факт. Скорее всего именно из-за этого – из страха, что дети в воду в опасном месте полезут – бабки и придумали свои пугалки.

      На тот момент, когда я вернулся в деревню взрослым, половозрелым мужем 25ти лет от роду, в лес уже даже из интереса никто не совался. Да что и говорить, если уже наше поколение ребятни без энтузиазма в тот лес шастало раз в год, на спор – во-первых, не интересно, а во-вторых, никто не любил витаминизации крапивой от бабок. А у молодняка и вовсе другие интересы, им не рыбалку и приключения, а телефоны подавай. Но это так, брюзжание для полноты картины.

      Но легенды из моего детства, о непонятной то ли женщине, то ли лошади продолжали курсировать по деревне, разумеется, в виде прикольных баек и городских легенд. У современных подростков фантазия была получше нашей, так что все это великолепие обрастало подробностями, жило своей жизнью и, конечно, каждый второй утверждал, что оно все случилось непременно с ним.

      – Да видел я ее, как вас сейчас! – кричит, захлебываясь слюной от восторга, Петька, сын тракториста. – Иду, значит, мимо оврага, к батьке в поле, никого не трогаю, и тут выходит… Худая – во! Что твоя метелка! Бледная! Волосы длиннющие, черные, висят так, что лица не разобрать. Руку ко мне тянет и говорит: «Пойдем, Петенька, домой, я тебя отведу», а у самой голос – мамки моей!

      – Брешешь! – сплевывает под ноги Маруська, рыжая и солнечная внучка бабы Нади, медсестры. – Не бывает такого!

      – Да зуб даю! Что я, своей мамки голос не признаю?

      – Не брешет он, – подтверждает Любаня. – Я тоже видела, когда мы с братьями коз привязывать ходили. Худая такая,