Сестренки. Ольга Шумкова

поговорю с тетей Лидией, – пообещала Анюта.

      – Надеюсь, она позволит тебе. Мои дни, кажется, сочтены. Не хочется провести остаток жизни в одиночестве…

      Вопреки своим словам, чувствовала Наталья Павловна себя неплохо. Амалия выносила ей в сад кресло, и старуха проводила на воздухе целый день. Как-то раз Анюта обнаружила в прихожей кресло на колесиках. Они с Амалией усадили туда старуху и повезли ее на пляж, и потом уж пришлось делать это каждый день. Амалия помогала привезти кресло, а потом уходила. Анюта расстила покрывало и падала на песок:

      – Будем читать?

      – Нет, моя девочка, – задумчиво говорила старуха, не сводя глаз с моря, – я посмотрю на волны.

      Анюта открывала книжку и читала про себя. Книг у Натальи Павловны было немного, Анюта записалась в библиотеку, где брала и жадно проглатывала русские книги.

      Кадри как-то попробовала почитать Толстого, Достоевского, но сразу откладывала книги:

      – Не могу! Скучища! На ста страницах описан дуб, невозможно!

      – Ты бы читала побольше, твой русский язык очень беден, – спокойно говорила тетя Лидия.

      – Меня понимают, мамочка, и этого достаточно. Ведь я же не буду учителем словестности!

      – Кем же ты будешь?

      Кадри корчила Анюте смешные рожи. Ее планы менялись каждый день – она собиралась стать то врачом, то инженером, то изучать географию.

      Наступила осень, и в один дождливый день Анюта узнала, что ее услуги больше не потребуются – Наталья Павловна умерла.

      Она умерла тихо, во сне, просто уснула и не проснулась – об этом Анюте рассказала Амалия. Она же занималась и похоронами. На скромном погребении присутствовали только Анюта с тетей Лидией и две ветхие старухи.

      Через несколько дней после похорон Анюте пришла телеграмма: Амалия просила ее зайти в дом Натальи Павловны.

      – Я разбираю вещи, – сказала она, когда Анюта переступила порог, – хозяева уже нашли новых жильцов. Барыня держала деньги в банке, все они завещаны сиротскому приюту. Мне оставлена домашняя утварь, белье, посуда. Тут у барыни какие-то бумаги, можешь быть, посмотришь? Я не умею по-русски.

      Анюта кивнула и села перед деревянным ящиком. Ничего особенного – счета, переписка с владельцем дома, списки необходимых покупок.

      – Нет, пожалуй, тут все можно выбросить, – сказала она, – больше ничего не было? Ни фотографий, ни писем?

      – Нет, точно нет. Только паспорт, но я отдала его в управу, когда регистрировала смерть.

      – Почему ты такая грустная, Анюта?– спросила вечером тетя Лидия.

      – Да так, – неохотно сказала Анюта, – думаю про Наталью Павловну.

      – Привыкла к ней?

      – И это тоже. Но больше я думаю о том, что вот она прожила долгую жизнь и ничего после себя не оставила.

      – Как это?

      – Мы разбирали бумаги с Амалией. Ничего – ни письма, ни фотографии. Она умерла – и никто о ней не узнает, наверное, никто о ней даже не помнит.

      Тетя Лидия грустно кивнула:

      – Да, к сожалению.

      Ася,