Прорыв начать на рассвете. Сергей Михеенков

всю ночь шли. Теперь держались вдоль дороги. К утру вышли к деревне. Деревня как деревня. Примерно в километре от Варшавки. Дворы целы. Услышали немецкую речь. Свернули, чтобы обойти селение стороной. Углубились в ельник и остановились на очередную днёвку.

      Канонада гремела со всех сторон.

      – Где он, фронт? Куда идти? – гадали партизаны.

      – Пойдём на северо-восток, – решил Воронцов.

      – Надо зайти в какую-нибудь деревню. Хоть разок в тепле поспать. А, командир? – Кудряшов, сжав небритые тонкие губы, скупо и вопросительно смотрел на Воронцова.

      – Вот там где-нибудь и найдём подходящую деревню. А здесь, у шоссе, сами видите, везде гарнизоны. Им, на дороге, тоже холодно.

      – А что ж, Курсант, выходит, мы свою деревню бросили? Народ? – Теперь на Воронцова вопросительно смотрел дядя Фрол.

      – Немцы за ними не пошли, – ответил он. – Мы увели их от обоза. И это было нашей основной задачей.

      – А теперича ж что? Они – там? А мы – тут? Надо к ним идти.

      – Надо где-то остановиться. Найти базу. В какой-нибудь деревне. А потом идти искать обоз. Чем мы им сейчас поможем? Ничем не поможем, дядя Фрол. Продуктов у них пока достаточно. Не пропадут. Выйдут к какой-нибудь деревне. Или найдут тот хутор возле озера, о котором говорил Пётр Фёдорович.

      – Ты что, дядя Фрол, по старухе своей заскучал? – засмеялся Кудряшов. – Забудь до победы.

      Кузнец хмуро посмотрел на Кудряшова и сказал:

      – Не лопочи, лопоцон…

      Это немного разрядило молчание, которое угнетало людей своей неопределённостью. Потери, которые отряд понёс на завалах и во время отхода, тоже действовали угнетающе. Там, в Красном лесу, остались почти все вяземские, студент Гавриков, казаки, перешедшие на их сторону, многие из прудковских. Хотя, на это Воронцов тоже теперь надеялся, некоторые моги уйти по дороге на озеро, а значит, возможно, уже пристали к обозу. Но отходить по дороге он запретил категорически. Отступать вслед за деревней – это навести немцев на обоз. Все эти дни шёл снег, ночью бушевала метель, и санный путь, проделанный прудковцами, теперь уже не так-то просто отыскать. А если лыжники кого-то захватили в плен? Если выпытали всё? И об обозе, и об отряде?

      Когда они, уже разбросав костёр и затушив в снегу головешки, сидели с котелками и хлебали горячее варево, с северного поста донёсся условный сигнал об опасности. Не успели похватать оружие, как оттуда послышались голоса и немного погодя крик:

      – Свои!

      Дорофеев, стоявший на северном посту, вёл двоих лыжников. Те подошли, отстегнули крепления, посмотрели на сидевших у костра. Оба с немецкими автоматами.

      – Здорово, – сказал один. – Вы кто?

      – Мы – партизанский отряд, – ответил Воронцов.

      – Какой ещё партизанский отряд? Мы здесь все отряды знаем. Кто командир?

      – Я командир.

      – Фамилия? Звание?

      – Курсант Воронцов. Отряд организован недавно. Боевой опыт небольшой. Всего