Прорыв начать на рассвете. Сергей Михеенков

ступеньку наверх. Нужные люди в нужный момент подхватывали его буквально под руки и подсаживали выше. Потом, обустроившись на своей высоте, он, в свою очередь, помогал тем, кто в своё время оказывал услугу ему. Вот он, снова и снова убеждался профессор, вечный движитель любой системы, любого общества! Так просто!

      В сущности, в жизни он уже преуспел. Всё у него было. Стремительная карьера. Любящая, преданная жена, образованная и умная, со старыми связями, оставшимися от некогда влиятельных родителей. Хирургию он знал превосходно. Профессию свою любил. Практиковал много и охотно. Вытаскивал людей буквально с того света. Чувствовал себя счастливым, видя, как радуются возвращённой жизни его пациенты. Переезд из губернского города в столицу. В Москве о нём уже говорили: «этот профессор творит чудеса». Кафедра в престижном московском институте. Обожание студентов. Всё шло хорошо. Война… Но и тут благодаря связям удалось кое-что уладить. Он не попал под Вязьму осенью прошлого года, где погибли десятки тысяч, а сотни тысяч попали в плен. Его направили на фронт много позже и уже в наступающую армию. Всё складывалось хорошо. Госпиталь – это тыл. Кроме всего прочего, армейский госпиталь – это хорошее, регулярное снабжение. И, как он вскоре понял, новые полезные знакомства, новые связи, а значит, новые возможности.

      Но под Вязьму он всё же угодил. Более того, угодил в самое пекло – в «котёл». Из которого, впрочем, спустя какое-то время он мог вылететь. Но время ещё не пришло.

      Впрочем, с годами профессор научился извлекать пользу и из неудач, из обстоятельств, казалось, самых невыгодных. Вот и здесь, в окружении, он находился всё же в относительной безопасности, в тылу. Всегда рядом с командармом. Когда всё будет позади, когда эта проклятая мясорубка насытится кровью своих жертв и наступят мирные дни, он, профессор, главный хирург 33-й армии, в самые трудные дни прилетевший на самолёте в окружённую группировку к своему храброму генералу…

      Профессору показалось, что его кто-то окликнул. Кто здесь, в лесу, может звать его? И окликнули не по имени, не по фамилии, а именно так: «Профессор!» Именно так он иногда мысленно обращался к себе. И в первые мгновения подумал, что, видимо, стареет или просто устал и начал страдать весьма распространённым среди людей пожилых то ли недугом, то ли чудачеством – желанием вслух поговорить с самим собой. Видимо, всё так и начинается, с желания окликнуть самого себя. Любимым именем.

      – Профессор! Постойте! Да остановитесь же вы, наконец!

      Нет, это был голос извне. И он испуганно оглянулся.

      По наезженному санному следу шёл человек в белом полушубке и кавалерийской портупее. На плече, диском вверх, автомат ППШ. Точно такой же, какой лежал у него в санях на соломе. Профессор покосился на свой автомат. Но незнакомец упредил его движение:

      – Не стоит, Профессор. Я не причиню вам зла. Пусть эта штуковина лежит себе там, где лежала.

      То, как незнакомый лесной кавалерист обращался к нему, сам