Прорыв начать на рассвете. Сергей Михеенков

человеком. И животная жажда – выжить.

      Командарм поморщился. Раскурил трубку. И заговорил, медленно извлекая наружу каждое слово:

      – Нельзя допустить, чтобы армия превратилась в стадо. Лучше погибнуть в бою! Хотя атаковать на Вязьму мы уже не имеем возможности. Белов отбит и окружён где-то между Всходами и Дорогобужем. Соколов тоже блокирован в лесах севернее Вязьмы. Им не легче.

      – Голодные обмороки и тому подобное начнутся через неделю-полторы.

      – Что ж, будем есть коней. Пока не получен приказ на отход, надо держаться из последних сил. – И вдруг спросил: – Вы объехали все госпиталя, профессор?

      – Нет, ещё не все. Завтра – последняя поездка. В сто тринадцатую.

      – К Маковицкой?

      – Да, к Маковицкой. Говорят, прекрасный хирург. Я был знаком с её мужем. Прекрасной души человек. Погиб прошлым летом в ополчении. Представьте себе, умница, профессор, любимец студентов – простым солдатом, в окоп. Ушёл добровольно. Восхищаюсь мужеством этих людей!

      Однажды их разговор нарушил вежливый вопрос начальника особого отдела армии.

      – Я слышал, вы совершаете свои объезды в одиночку? – спросил Камбург.

      – Да, совершенно верно, – ответил профессор. – Не хочу отвлекать на охрану своей скромной персоны лишние штыки, которые сейчас, в это тяжёлое для армии время, нужны на передовой.

      Он скользнул взглядом по лицу командарма. Тот одобряюще улыбнулся и молча, украдкой, как показалось профессору, кивнул ему.

      – Штыки и не надо отвлекать, – тем же тоном продолжил Камбург, как всегда увлечённый чисткой своей трубки, что с некоторых пор стало раздражать профессора. – Достаточно двоих автоматчиков.

      – Поверьте, Давид Ефимович, это, право же, лишнее. Дороги известны. Охраняются. Везде посты. Я вполне справляюсь. Не нуждаюсь я в ассистентах ни в виде охраны, ни в виде возниц.

      И тут Камбург оторвался от своей медитации:

      – Так вы даже без ездового путешествуете?

      – Я, товарищ капитан, не путешествую, – ещё сильнее напрягся профессор, – я работаю. И, смею заметить, очень напряжённо. По шестнадцать часов в сутки.

      – Да, профессор, без вас нам было бы тяжелее во стократ. – И командарм откинулся на спинку стула.

      Начальник особого отдела больше не заговаривал на эту тему. А профессор, разозлившись на его реплики, приготовился сказать Камбургу следующее: да, каждый из нас, в любых обстоятельствах, даже за чаем, часть нашей профессии, но должны же существовать минуты покоя. Минуты тишины. Минуты свободы от этого безумия!

      Но капитан больше не задевал его своими репликами. «И слава богу, – думал профессор, через час возвращаясь к своему ночлегу, – что не пришлось произносить этого глупого монолога. С Камбургом нужно быть особенно осторожным. Чекист, служака. И своего сдаст с потрохами. Не исключено, что и за командующим он присматривает».

      А на следующий день произошло вот что.

      Утро выдалось чудным. Солнце. Мороз. Но не особенно