Непобедимая буря. Татьяна Алексеевна Коршунова

и встала с Мишелем. Баронесса перетекла к её долговязому кавалеру в вишнёвом фраке. Ручеёк – и обе они оказались напротив Василия.

      А мелодия кадрили ему напоминала швейцарский танец девушек – в соломенных шляпках, зелёных юбках, полосатых фартуках. С прихлопываниями… Но – не отвлекаться, не отвлекаться!

      Наконец – ангажированная рука соединилась с его левой рукой. Перед глазами поплыли навстречу друг другу белое и… горчичное платье.

      Василий выдвинул длинный носок туфли.

      Баронесса запнулась. И ухнула в объятия к Мишелю.

      «О-о-ох!» – пронеслось по зале. На балконе один скрипач сбился с ритма.

      – С ум-ма сойти! – Мишель пользовался случаем – щупал аппетитную талию. – Дамы сами падают мне на шею.

      Остановился один кружок – за ним все остальные. Кто-то шептался, кто-то бурчал. Музыканты замедлили мелодию, скрипки замолкли – осталась одна флейта.

      И в дверях, выходящих к парадной лестнице, раздался девичий хохот. Василий оглянулся. Всё возмущённо задвигалось: веера, фраки, рукава-фонарики, мерцающие серьги. За дверным косяком мелькнуло белое платье. Гомерический звонкий смех прокатился через анфиладу комнат – всё тише, тише… И замолк в глубине дома.

      Василий вышел в соседнюю галерею с безмолвными портретами: семейными, царскими. Хрусталь в люстрах уже не звенел, но помнил… Спустился в вестибюль, в портик крыльца, к дорожке с фонтаном. Каблуки хрустели мелким песком. Он шёл, шёл… За ворота, с горки, к лесу. Остановился на берегу реки. Стянул перчатки и швырнул в воду.

      ***

      – И всё-таки ты не должен был так с нею поступать! – Дмитрий доел блин, положил вилку на край тарелки.

      Братья встретились только за завтраком. В одних рубашках и пикейных жилетах. В полдень. В саду в беседке. И там от духоты давило в висках.

      – С кем?

      – С этой баронессой.

      – Ты всё думаешь.

      – Думаю. Почему ты намеренно так держишь себя в доме моей невесты? Бог знает, что они теперь о тебе вообразят.

      – Я нахал. Дурное влияние…

      – Да я не сержусь! Мне попросту за тебя обидно. Ты же знаешь, как я тебя люблю.

      – Ну, прости. Больше так не буду. По крайней мере, постараюсь. Надеюсь, Агриппина Ивановна не злопамятна. Всё ж – «religieux».

      Дмитрий улыбнулся:

      – А ты хорош! Я бы так не смог. Неужели правда твои английские приятели и похлеще вытворяли? Нет, правда?

      – Ну, да…

      За деревянной решёткой беседки зажужжали шмели в траве. Ветер в деревьях молчал – будто ждал вопроса.

      – Дмитрий, а знаешь ли ты, кто та девушка, которая засмеялась?

      – Я не узнал. А что? Тебе понравилась она?

      – Ты её видел?

      – Нет. Честное слово – не знаю, за ужином не гадал даже. А почему ты раньше уехал?

      – У меня свои правила. Ясное дело, ты, кроме своей Марии никого не видишь…

      – Ну хочешь, я спрошу?

      – Марию. Только её.

      – Как пожелаешь, – Дмитрий заулыбался, как заговорщик. – Верно, нынче снег пойдёт. Неужели