Непобедимая буря. Татьяна Алексеевна Коршунова

Василий посмотрел на свои перчатки: такие же белоснежные. И толкнул двери вперёд.

      Карточная, двери, зелёные стены… Задел кого-то плечом. Кажется, даму – в платье белом. «Простите». Другие двери, открытые. Яркий свет, золото, белизна колонн… Музыка вальса – будто собачий лай.

      – Шешурский!

      Он обернулся на голос. И ничего не увидел.

      – Н-да, Василий Александрыч, приятелей детства не узнаёшь!

      – Мишель?.. Захарьин!

      Кудрявый блондин в чёрном бархатном фраке смотрел на него искристыми глазами цвета морской волны:

      – Сколько лет, сколько зим… Да у тебя-то в твоей Европе, поди, года два как – одна зима!

      – Да, было… А я тебя с усами бы не узнал. В гусары подался?

      – А где ж мне ещё быть? – Захарьин захохотал. – Только, поправочка: не «подался» – а «пода-вал-ся», – он поднял вверх палец. – Уже в отставке. Помнишь ли ты сестру мою Надежду?

      – Конечно. Помню.

      – Идём же!

      Пока они пробирались мимо колонн-зеркал, Мишель целовал ручки встречным дамам и вздыхал каждой вслед: «Ах, до чего хороша! Бриллиантик!»

      В углу на банкетке справа от окна между двух старушек с перьями в причёсках сидела пухлощёкая будущая мать в малахитовом платье. На сносях.

      – Надин! – Мишель наклонился к её руке. – Взгляни, кто со мной!

      Возможно ли? Надин! С кем, ещё при живой матери, до рождения Дмитрия, в саду сокровища искали! Резвая девочка была… С разбегу ручей в парке по дощечке переходила. И вот смотрит заплывшими глазами, улыбается… А улыбка всё та же: на зайчика похожа. Ленты туфель передавили отёкшие ноги на пуфе.

      – Не узнал меня, Василий Александрыч?

      – Рад приятной встрече.

      – Давно ли вы в наших краях?

      – Недели три без малого.

      – А отчего же к нам не заехали?

      – Это ж Шешурский первый! – возгласил Мишель. – Оп! Пардон! Офицерская привычка… Его ж пока в силки не возьмёшь – в гости не затащишь!

      – Я не знал, кто тут остался из тех, кто меня помнит. Как вы, Надежда Алексеевна?

      – Надин два года как замужем. Между прочим, за предводителем уездного дворянства!

      – А вот же и супруг мой. Я представлю вас, – она протянула толстую руку в лайковой перчатке. И Василий оглянулся.

      Зелёный фрак, седеющие кудри… И нос большой, мясистый.

      – Э, приятели мои, да вам потягаться стоит, у кого физиономия мрачнее! – загоготал Мишель. – Сергей Андреич, да что с тобой? Ладно Шешурский – тот всегда такой. А ты-то что?

      Зять, фыркая носом и отводя глаза, первым подал руку. Надавил большим пальцем Василию на ладонь:

      – Весьма рад… Позвольте вас… несколько слов…

      Они отошли к окну.

      – Я полагаю… вы благородный человек…

      Большие, как полированные угли, глаза смотрели, не шевеля ресницами:

      – Вашей жене следует поберечь здоровье.

      Сергей Андреевич потряс подбородком, как старик. Подмигнул – получилось обоими глазами. Поклонился.

      А