Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча. Сесил Скотт Форестер

уважение двора, его ждут шелковый шарф на горло или дюжина клинков в грудь.

      Золоченые часы на полке мелодично пропели четыре раза.

      – Как видите, час пробил, ваше превосходительство, – сказал Хорнблауэр. Он дрожал от волнения, чувствуя себя опустошенным и обессиленным до предела.

      – И впрямь, час пробил, – ответил министр. Он явно перебарывал искушение обернуться на царя. – Кстати, о часах: весьма сожалею, что они напомнили мне о невозможности задерживать вас долее, иначе вы опоздаете на прием к его императорскому величеству.

      – Я бы, безусловно, не хотел туда опоздать, – сказал Хорнблауэр.

      – Благодарю вас, капитан, что вы так четко изложили свои взгляды. Буду иметь удовольствие видеть вас на приеме. Его превосходительство обер-гофмейстер проводит вас в Таврический зал.

      Хорнблауэр поклонился, по-прежнему не разрешая себе взглянуть в угол. Он сумел выйти из комнаты, не поворачиваясь к царю спиной, но так, чтобы его ухищрения не выглядели чересчур явными. Затем протиснулся мимо казаков и вновь оказался на первом этаже.

      – Прошу сюда, сударь.

Глава двенадцатая

      Лакеи распахнули очередные двери, и Хорнблауэр с Кочубеем вошли в огромный высокий зал, сверкающий мрамором и позолотой. Мужчины были в мундирах всех цветов радуги, дамы – в придворных платьях со шлейфом, с перьями на голове. Ордена и драгоценности вспыхивали в свете бесчисленных канделябров.

      Кучка мужчин и женщин, со смехом переговаривающихся по-французски, раздвинулась, давая место Хорнблауэру и обер-гофмейстеру.

      – Имею честь представить… – начал Кочубей.

      Последовал длинный список имен: графиня такая-то, баронесса такая-то, княгиня такая-то – прекрасные женщины, некоторые с дерзкими глазами, другие – равнодушно-томные. Хорнблауэр кланялся и кланялся; звезда ордена Бани хлопала его по груди всякий раз, как он выпрямлялся.

      – За столом вы будете сидеть с графиней Канериной, капитан, – сказал обер-гофмейстер, и Хорнблауэр поклонился снова.

      – Чрезвычайно польщен, – ответил он.

      Графиня была самой красивой из всех, с самыми дерзкими глазами; они смотрели из-под изогнутых бровей, темные и влажные и в то же время исполненные жгучего огня. Овал лица безупречен, кожа нежнее розовых лепестков, пышная грудь в глубоком декольте придворного платья бела как снег.

      – Как видный иностранец, – продолжал обер-гофмейстер, – вы пойдете сразу за послами и министрами. Впереди вас будет идти персидский посол, его превосходительство Горза-хан.

      Обер-гофмейстер указал на господина в тюрбане и бриллиантах; большая удача, что узнать его будет гораздо легче, чем кого-либо другого в пышной толпе. Все остальные с интересом поглядели на английского капитана, которому отведено такое почетное место в процессии; графиня бросила на него оценивающий взгляд, на который Хорнблауэр ответить не успел, потому что Кочубей теперь называл имена мужчин. Они кланялись в ответ на поклоны Хорнблауэра.

      – Его