Река собачьих душ. Юрий Аркадьевич Манаков (П.П.Шалый)

площадка для выгула и охотничьи угодья.

      Физиология как искусство. Искусство экстерьеров. Интеллектов в природе множество. Собачий интеллект мало познан – у него своя эстетика: нюхательная.

      Для собак всё – музей, если эстетика придёт в гости и объяснится.

      Антиэстетика тоже бывает искусством.

      Не только художественные эпохи, но и разные интеллекты часто непримиримы и переход из одного стиля в другой как эмиграция, как переход ГГ. Понимание непривычного как непонятный запах или проба необычного блюда.

      Некоторые эстеты сжигают, давят бульдозерами, обливают непотребством искусство непохожее на их представления о жизни и на их представления о красоте.

      Гёте давно ехидно сказал: «Право же, собачка достаточно мила! И почувствуй человек… страсть к подражанию, он бы, несомненно, попытался каким-нибудь способом изобразить это создание. Допустим даже, что подражание ему вполне удалось, но и тогда мы мало от этого выиграем, ибо в результате получим всего-навсего двух Белло вместо одного».

      Но искусство – не подражание, а разговор, притча – вещи только для примера. И связанность мира, и связь с миром получаются разными.

      Традиция вести повествование от животных не нова. Золотой Осёл описал свои метаморфозы, Фидель и Меджи писали друг другу письма, и Шарик, став человеком Шариковым, стал мерзким, вонючим рассказчиком и утратил лучшие собачьи качества и нюх.

      – Почему-то на картинках в книге «История искусства для собак» все пограничники нарисованы леворукие – тебе, Шалый, на заметку, – сказал Буран, – но оружия для левшей я не видел.

      – Композиция диктовала: как научили, так и рисовали.

      Хотя, может быть, главное в книге истории искусства для собак – чувство прекрасного и человечность Человека, и человечность Собаки. Для собаки лучший запах – это запах спутника, еды и преследование по следу. Как говорил Лао-Цзы: «Небо и Земля не обладают Человечностью – она в отношении». В призрачном Петербурге-Петрограде-Ленинграде-Петербурге особая человечность – имя ей: бесчеловечность. Но это в лучшем, городе, самом культурном, витрине государства. А что говорить о других городах и весях? «В Петербурге жить – словно спать в гробу», – писал Осип Мандельштам.

      Однажды на основании чьей-то служебной записки директор приказал убрать с глаз долой Борю и Вову. Хозчасть отвезла кобелей на городскую свалку за Колпино. Несчастные псы не понимали, за что их лишили дома. Они же служили верой и правдой, их кормили, с ними говорили, и их по-своему любили. В современном искусстве они ничего не понимают, но не за это же на свалку? За что?

      На ветке

      Сидели птица гнева

      И птица любви.

      И опустилась на ветку

      Птица спокойствия.

      И с клекотом

      Поднялась птица гнева.

      А за ней поднялась птица

      Любви.

      Хлебников В. 1905–1906

      Некоторая часть музейной общественности возмутилась. Но решительные