Швед. Татьяна Михаль

время суток.

      – Оу. Как удобно, – бормочет она.

      – Сейчас перенесу тебя в гостевую спальню. Как только тут уберут, если ещё спать не будешь, перенесу обратно. Хорошо?

      – Хорошо.

      Обнимаю её и беру на руки.

      Мне хочется сейчас одного – трогать её, исследовать мягкое стройное тело и сделать то, что представил в тот самый момент, как её очаровательная попка и киска оказались перед моим лицом.

      Я чёртов развратный ублюдок.

⅏– РЖАВЫЙ –

      «Почему меня избили? Зачем? За что? И когда всё это кончится?» – думал я, глядя на маячившиеся перед моими глазами тени. Сознание мутилось, и память давала сбои. В какой-то миг я потерял счёт времени и забыл, что случилось, за что меня избили…

      Кто-то склонился надо мной.

      – Мы сохранили тебе жизнь, Ржавый. Цени это.

      И я вспоминаю.

      Это Данте. Шестёрка Шведа. Урод!

      – За нашу щедрость, ты становишься нашим должником. Должником Шведа, – шипит в моё разбитое лицо проклятый ублюдок Данте. Он хлопнул меня щеке и отошёл.

      С моих окровавленных и распухших губ срывается скулёж. Я участвовал в драках, бывало, что меня избивали и ломали кости, но никогда в жизни я не испытывал подобной дикой боли.

      Боль в избитом теле становится всё мучительнее. Сознание то меркнет, то вновь возвращается, в глазах прыгают красные круги.

      А всё из-за сучки Янки. Тварь, тварь, тварь!

      Потом меня подхватывают руки мудаков, что избили меня до полусмерти и волокут точно мешок дерьма к тачке.

      Забрасывают в багажник, и я снова стону от вспышек боли. Сломанные рёбра, отбитые органы, порванные мышцы и сухожилия, словно сирены воют от причинённых им страданий.

      Меня куда-то везут. Сколько проходит времени – не знаю. В какой-то миг отключаюсь и пробуждаюсь, когда тачка резко тормозит и моё тело ударяется о твёрдую стену машины.

      Снова вспышка боли и с губ срывается хриплый крик, но обрывается из-за кровавой пены.

      Багажник открывается, и меня вытаскивают наружу, бросают себе под ноги, и я сжимаюсь, плотно как могу, закрываю опухшие глаза, но меня никто не пинает, не крошит мои несчастные рёбра.

      И снова ненавистный голос говорит:

      – Повторяю, Ржавый – цени нашу щедрость. Попытаешься хоть что-то сделать девчонке: сам или через третьих лиц… Лично выпотрошу и скормлю псам.

      В мою сломанную руку и отшибленную ладонь вкладывают телефон.

      – Вызовешь себе помощь.

      Смешок и здоровый мудак басит:

      – Позвонишь ментам – менты тебе добавят увечий.

      – Не позвонит, – хмыкает Данте. – Ржавый замаран по уши. Его примут как родного за нехорошие делишки, верно говорю?

      Мне хочется орать, хочется вцепиться зубами в глотки этих мразей и выдрать им горло, хочется видеть, как из их глаз будет уходить жизнь.

      Никогда я не испытывал столь жгучей ненависти. Ненавижу.

      НЕНАВИЖУ!

      Данте, эти два мудилы – Стас и Егор. Швед. И конечно, Янка.

      Я запомнил.

      Я