Швед. Татьяна Михаль

ть в машину, чтобы увезти в участок.

      Мне повезло. От мусоров удалось сбежать. Но о воровстве в супермаркетах пришлось забыть. По крайней мере, на время.

      Ночевала под мостом. Нашла удобное место: непродуваемое. Конечно, если ночлег на улице можно назвать удобством.

      Каждую ночь, каждое утро и каждый чёртов день я сжимаю зубы и стараюсь не впасть в истерику.

      Мне хочется помыться, окунуться в горячую, просто обжигающую воду и смыть с себя пыль, грязь и уличную вонь. Хочу избавиться от запаха страха, безнадёги и падения. Это не мой запах! Не мой.

      Ещё очень хочу есть. Боже, как же я хочу есть, точнее, жрать!

      Зверский голод толкает на самые безрассудные поступки.

      Голод отключает разум, и тобой начинают владеть лишь инстинкты.

      Сегодня ровно месяц как я сбежала от своего друга.

      Я думала, что Ржавый, Ромка Ржавый – мой друг. Мой защитник, мой будущий муж.

      Он с самого моего попадания в детский дом взял под своё крыло: опекал, защищал, учил всему, что сам знал.

      Оказалось, он думал о будущем, рассмотрел во мне, как этот ублюдок сказал: «Прибыльную инвестицию».

      От воспоминаний тут же руки невольно в кулаки сжимаются. В груди рождается утробное рычание, а в сердце – ненависть.

      Предатель он. Урод и конченый предатель.

      Оказывается, ещё много лет назад он придумал и решил, что продаст меня!

      Вот почему меня даже не пытался оттрахать и другим не давал, и меня охранял, чтобы сама на кого не забралась. Берёг для будущей сделки, когда придёт подходящее время. И оно пришло.

      Ржавый так и сказал:

      – За мою доброту пора платить по счетам, Янка. Договорился я с одним челом из крупной банды, он купит твою целку и не херово так отвалит бабла. Фотку ему показал и мужик поплыл. Заценил твою смазливую мордаху и твои сочные сиськи под майкой.

      От заявления Ржавого я не сразу нашлась с ответом.

      Стояла перед парнем как оплёванная.

      Я думала мы с ним родные. Что мы самые близкие люди.

      Он ведь всегда за меня горой стоял, а сейчас решил продать?!

      Когда я осмыслила и осознала его слова, то набросилась на него с кулаками и прошипела:

      – Сраный гавнюк! Как ты можешь? Меня? Продать? Ты рехнулся?

      В ответ получила пощёчину и злые слова:

      – А ты думаешь, для чего я тебя берёг? Для себя? Да нах…й ты мне сдалась, безродная? Я поднимусь и королеву себе найду. А ты – моя инвестиция в светлое будущее, усекла?

      Жёсткие пальцы впились в мой подбородок и зелёные глаза, которые я всегда считала самыми красивыми в мире, глядели на меня с яростью и злостью. А ещё в них читалась брезгливость. И насмешка.

      – Я берёг твою целку, чтобы выгодно продать. Мы больше не приютские. Мы – вольные птицы, Янка. Ты уже совершеннолетняя и можешь заниматься, чем угодно. Вот и будешь дорогой шлюшкой.

      Он склонился к самому моему лицу и проговорил по слогам:

      – Запоминай: ты – ШЛЮХА.

      Дёрнула головой, и он резко отпустил меня.

      Через злые слёзы я смотрела на рыжеволосого парня и понимала: моя душа и мечты нараспашку были, наивная я, хоть и приютская, не разглядела лицемерия, не почувствовала лжи, всё на веру приняла.

      Влюбилась я в Ромку Ржавого, приняв низкое за высокое. И вот он удар под дых – прилетел неожиданно. И больно стало, что дышать трудно.

      И мои розовые очки разбились. Стёклами внутрь. Разбились и все мечты, все иллюзии. Вдребезги.

      Оказывается, прозрение – это больно, очень-очень больно, что кричать хочется. Словно я не жила вовсе, словно барахталась в болоте лжи и только сейчас смотрю на мир ясно, вижу реальность. И она до ох. ения омерзительна!

      Ржавый мне уже не казался привлекательным.

      Я считала его высоким? Нет, он просто длинный.

      Называла его стройным? Нет, это рыжее чмо тощее, как глиста!

      Ещё у него слишком крупная голова, узкие плечи, длинные руки и тонкий член.

      Да-да, Ромка Ржавый сильно переживает по поводу своего отростка: длинный, точно шланг, но тонкий, как карандаш.

      И я знаю его секрет – он всегда за трах и молчание платит своим девкам. Конечно, им ведь приходится изображать удовольствие, а потом молчать, насколько он плох в постели.

      – Ублюдок, – не своим голосом прошипела я. – Ты предал меня. Предал наше прошлое, предал моё доброе отношение к тебе.

      Поднявшись на ноги, смотрела в насмешливые зелёные глаза и ощущала, как в груди зреет и мгновенно разрастается жгучая ненависть.

      – Я любила тебя, Ржавый, – произнесла упавшим голосом.

      – Не называй меня так! – заорал он и залепил мне новую пощёчину. – Роман Геннадьевич я!

      От удара отлетела к стене и рухнула на колени. Сплюнула кровь