На языке эльфов. Сабина Тикхо

эльфы. Это же не Дисней.

      – Эльфы никому не достаются.

      – Даже другим эльфам?

      – Никому.

      В кармане колода карт шуршит под пальцами. Перебирается. Успокаивает, словно четки.

      – Иными словами, у тебя нет того, кому ты позволяешь себя раздевать?

      Скупость мимики позволяет машинально приподнять брови.

      Вот и дошли. Вот и ответы.

      – У меня точно нет кого-то настолько похотливого.

      – Несдержанная похоть – это когда одежду рвешь или не заботишься о том, чтобы ее снять. – У тебя поразительно простой тон. – Просто берешь и… трахаешь. А раздевать – это совсем не о сексе, это о доверии и отдаче.

      – Значит, хочешь меня раздеть?

      Что мне еще остается, кроме уточнений?

      – Хочу, чтобы ты мне доверял и давался.

      – И дальше что?

      Что мне остается, кроме уточнений!

      – А дальше будем стареть, само собой. Как положено.

      Пытаюсь отвлечься на колючие проволоки гирлянд. И карликовые галактики на влажном асфальте.

      – Ты долго придумывал все это?

      Усмехаешься. И взгляд чуть вверх – к первому президенту. Чтобы помнить, что мы здесь не одни.

      – Самое интересное, – плавно спускаешься ко мне обратно, – я не сказал ни слова из того, что придумывал для первого разговора с тобой.

      – Какие там были варианты?

      – Слепая надежда и фраза на случай, если ты строго по девушкам.

      – И как она звучит?

      – Очень глупо. «Ты не мог бы попробовать сделать для меня исключение?» – И поджимаешь губы, предотвращая улыбку. А глаза смеются. Над самим собой. И теперь вижу, что волнуются. – Еще я был готов предложить переодеваться в девчонку, когда мы будем наедине. Но это когда совсем отчаивался.

      – И часто ты отчаивался?

      – Всегда.

      Я в галактическом болоте по щиколотки с тех самых пор, как ты начал сниться мне под сотнями лиц и полов, играя в прятки и придумывая мне испытания.

      Я узнаю́ тебя в каждом сне. И, когда касаюсь плеча, догоняя, только тогда с тебя стекает краска, густой массой с лица, плеч и к ногам, стирает костюмированность, являет тебя самого. С немного крупным носом, глазами самой ожидаемой формы, волевой линией подбородка и антонимичными губами: слишком тонкой верхней, достаточно широкой нижней. С густотой черных волн и спрятанных бровей, широкими плечами, нелепой улыбкой и самым неприятным смехом из тех, которые мне доводилось слышать.

      – У меня есть тот, кому я доверяю и даюсь.

      Мой золотой парашют раскрывается вовремя. Но я все равно разбиваюсь о выражение твоего лица.

      Ты смотришь, припечатывая. Дергаются брови, сводятся к переносице, а грудь набирает воздух медленно и показательно.

      Это выглядит напряженно. Я не должен, но сжимаю руки в карманах, наблюдая. За тем, как ты выдыхаешь звучно, не сводя пристального взгляда.

      – И ты уверен, что этот человек – твоя судьба? – Голос спокойный, как будто с выправкой военного. Но я вижу: в тебе тьма тонов и оттенков.

      – Ты вроде не веришь в судьбу.

      – Я сказал, мне неприятно