Судьба человека. Донские рассказы. Михаил Шолохов

и пережевывая траву.

      Гришка не догадывался до тех пор, пока ночью не проснулся от собачьего бреха. На ходу надевая полушубок, выскочил из шалаша. Телята затерли его влажными от росы спинами.

      Постоял у входа, собакам свистнул и в ответ услышал из Гадючьей балки разноголосый и надрывистый волчий вой. Из тернов, перепоясавших гору, басом откликнулся еще один…

      Вошел в шалаш, жирник засветил.

      – Дуня, слышишь?

      Переливчатые голоса потухли вместе со звездами на заре.

      V

      Поутру приехали Игнат-мельник и Михей Нестеров. Григорий в шалаше чирики латал. Вошли старики. Дед Игнат шапку снял, щурясь от косых солнечных лучей, ползавших по земляному полу шалаша, руку поднял – перекреститься хотел на маленький портрет Ленина, висевший в углу. Разглядел и на полдороге торопливо сунул руку за спину; сплюнул злобно.

      – Так-с… Иконы божьей, значит, не имеешь?..

      – Нет…

      – А это кто же на святом месте находится?

      – Ленин.

      – То-то и беда наша… Бога нетути, и хворь тут как тут… Через эти самые дела и телятки-то передохли… Охохо, вседержитель наш милостивый…

      – Теляты, дедушка, оттого дохли, что ветеринара не позвали.

      – Жили раньше и без ветинара вашего… Ученый ты больно уж… Лоб бы свой нечистый крестил почаще, и ветинар не нужен был бы.

      Михей Нестеров, ворочая глазами, выкрикнул:

      – Сыми с переднего угла нехристя-то!.. Через тебя, поганца, богохульщика, стадо передохло.

      Гришка побледнел слегка.

      – Дома бы распоряжались… Рот-то нечего драть… Это вождь пролетариев…

      Накочетился Михей Нестеров, багровея, орал:

      – Миру служишь – по-нашему и делай… Знаем вас, таких-то… Гляди, а то скоро управимся.

      Вышли, нахлобучив шапки и не прощаясь.

      Испуганная, глядела на брата Дунятка.

      А через день пришел из хутора кузнец Тихон – телушку свою проведать.

      Сидел возле шалаша на корточках, цигарку курил, говорил, улыбаясь горько и криво:

      – Житье наше поганое… Старого председателя сместили, управляет теперича Михея Нестерова зять. Ну, вот и крутят на свой норов… Вчерась землю делили: как только кому из бедных достается добрая полоса, так зачинают передел делать. Опять на хребтину нам садятся богатеи… Позабрали они, Гришуха, всю добрую землицу. А нам суглинок остался… Вот она, песня-то какая…

      До полуночи сидел у огня Григорий и на шафранных разлапистых листьях кукурузы углем выводил заскорузлые строки. Писал про неправильный раздел земли, писал, что вместо ветеринара боролись стрельбою с болезнью скота. И, отдавая пачку сухих исписанных кукурузных листьев Тихону-кузнецу, говорил:

      – Доведется в округ сходить, то спросишь, где газету «Красную правду» печатают. Отдашь им вот это… Я разбористо писал, только не мни, а то уголь сотрешь…

      Пальцами обожженными, от угля черными, бережно взял шуршащие листки кузнец и за пазуху возле сердца положил. Прощаясь, сказал с той же улыбкой:

      – Пешком