Судьба человека. Донские рассказы. Михаил Шолохов

жалкенький мой! За что ты меня? – Шапчонку сдернул Лукич, на колени жмякнулся, руки волосатые атамановы хватал, целуя…

      – Говори: красные тебе любы?

      – Прости, болезный!.. Извиняй на слове глупом. Ой, прости, не казни ты меня, – голосил старик, ноги атамановы обнимая.

      – Божись, что ты не за красных стоишь… Да ты не крестись, а землю ешь!..

      Ртом беззубым жует песок из пригоршней дед и слезами его подмачивает.

      – Ну, теперь верю. Вставай, старый!

      И смеется атаман, глядя, как не встанет на занемевшие ноги старик. А из закромов тянут наехавшие конные ячмень и пшеницу, под ноги лошадям сыплют и двор устилают золотистым зерном.

      V

      Заря в тумане, в мокрети мглистой.

      Миновал Лукич часового и не дорогой, а стежкой лесной, одному ему ведомой, затрусил к хутору через буераки, через лес, насторожившийся в предутренней чуткой дреме.

      До ветряка дотюпал, хотел через прогон завернуть в улочку, но перед глазами сразу вспухли неясные очертания всадников.

      – Кто идет? – окрик тревожный в тишине.

      – Я это… – шамкнул Лукич, а сам весь обмяк, затрясся.

      – Кто такой? Что – пропуск? По каким делам шляешься?

      – Мельник я… С водянки тутошней. По надобностям в хутор иду.

      – Каки-таки надобности? А ну, пойдем к командиру! Вперед иди… – крикнул один, наезжая лошадью.

      На шее почуял Лукич парные лошадиные губы и, прихрамывая, засеменил в хутор.

      На площади у хатенки, черепицей крытой, остановились. Провожатый, кряхтя, слез с седла, лошадь привязал к забору и, громыхая шашкой, взошел на крыльцо.

      – За мной иди!..

      В окнах огонек маячит. Вошли.

      Лукич чихнул от табачного дыма, шапку снял и торопливо перекрестился на передний угол.

      – Старика вот задержали. В хутор правился.

      Николка со стола приподнял лохматую голову, в пуху и перьях, спросил сонно, но строго:

      – Куда шел?

      Лукич вперед шагнул и радостью поперхнулся.

      – Родимый, свои это, а я думал – опять супостатники энти… Заробел дюже и спросить побоялся… Мельник я. Как шли вы через Митрохин лес и ко мне заезжали, еще молоком я тебя, касатик, поил… Аль запамятовал?..

      – Ну, что скажешь?

      – А то скажу, любезный мой: вчерась затемно наехали ко мне банды эти самые и зерно начисто стравили коням!.. Смывались надо мною… Старший ихний говорит: присягай нам, в одну душу, и землю заставил есть.

      – А сейчас они где?

      – Тамотко и есть. Водки с собой навезли, лакают, нечистые, в моей горнице, а я сюда прибег доложить вашей милости, может, хоть вы на них какую управу сыщете.

      – Скажи, чтоб седлали!.. – С лавки привстал, улыбаясь деду, Николка и шинель потянул за рукав устало.

      VI

      Рассвело.

      Николка, от ночей бессонных зелененький, подскакал к пулеметной двуколке.

      – Как пойдем в атаку – лупи по правому флангу. Нам надо крыло ихнее заломить!

      И поскакал к развернутому эскадрону.

      За кучей чахлых дубков на шляху