Мечтатели не предают. Сашаа

потихоньку покидают трибуны. Кажется, надежды отыграться больше нет.

      Мама накрывает приглашение ладонью. Локти фиксируют стол в равновесии.

      – В чем проблема, скажи? Всего-то три месяца. Стипендия покроет проживание и обучение. Еще возьму подработку – мне хватит и сотни в неделю.

      Она роняет лицо в ладони и сквозь их преграду произносит:

      – Я уже это слышала. Как же… Как же…

      Электричество исчезло. Пуховый сумрак наполнил комнату. Холодильник умолк. Мама разрывает портрет индийской принцессы на две симметричные части.

      – Да сколько можно…

      Она вскакивает. Пышная тень падает на матовые дверцы кухонных шкафчиков. Мама вытряхивает ящики. В воздух взлетают специи, ножницы, спички, булавки, заколки, моток ниток, градусник, упаковка ацетилсалициловой кислоты и зажигалка.

      – Ну куда же я дела их?..

      Я ловлю зажигалку, добываю огонь и навожу пламя на шкаф у холодильника.

      – Свечи – на верхней полке, ма-а-ам. Послушай, давай договорим. Это только на лето.

      Ее лицо белеет, точно на него наложили черно-белый фильтр и выкрутили до предела яркость.

      – Откуда? Эта интонация, взгляд… Как же. Ты же не был, не слышал… Это ее слова.

      – Я слышал все.

      – Все?

      – Все, ма-а-ам. И запретные слова тоже. Она не сбежала, а уехала, да?

      Меня прерывает крик комментатора: «Какой момент! Мяч прошел в сантиметрах от штанги!».

      Я ждал этот раунд. Счет в мою пользу. Меня остановит лишь пропущенный удар. Корпус на тридцать градусов влево. Мимо свистит апперкот маминой печали. Я выбрасываю ответный и короткий удар.

      – И я-то вернусь.

      Мой взгляд зашторили. Лязгает разбитая губа. Стыд сверкает на подбитых скулах.

      – Она говорила так же.

      Мама зажгла свечу. Ее взгляд секвенирует геном моей лжи. Я так и не приноровился ей врать и не оставлять улик на месте преступления.

      Семь.

       Восемь.

       Девять.

      Мой внутренний рефери чеканит хронометраж до объявления нокаута.

       Десять.

      Проиграл.

      Мама оглядывает меня. Привстает на носочки и семенит ко мне. Кухня в семь с половиной квадратных метров стала для нее неприступным и трепетным морем. В невидимых водах ее ноги потянуло назад глубоким течением. Того и гляди утонет.

      Я подхватываю ее за локти и подтягиваю к себе.

      – Саша-а, Сашаа… – Долгий выдох прощания прикрепляет к имени необязательную и протяжную «а» – примету местного выговора, которую не замечаешь до той поры, пока не покинешь дом.

      Вернулся свет. Пропищала микроволновка. Загудел холодильник.

      Мама достает из сердца тот самый первый поцелуй и быстрым движением губ впечатывает его на вечное хранение в щербинку от ветрянки меж моих бровей.

      В комнату влетел охрипший голос комментатора:

      – Финальный свисток. Поражение. Берегите себя.

      Я добил время в комнате Ба. Свет мерк в шторах. Его яркости хватало, чтобы обнажить два параллельных столпа