Слепой секундант. Дарья Плещеева

нелепый упрек Андрея разозлил, и он хлопнул в ладоши. Тут же звякнули клинки.

      Дуэль под снегопадом была красива – до той поры, когда Гриша сделал выпад, а Венецкий как раз оступился на снегу. Обороняясь, граф неловко взмахнул шпагой, и острие чиркнуло по Гришиной шее. Из раны вылетела пульсирующим фонтанчиком алая кровь.

      – Батюшки мои! – закричал Еремей и кинулся зажимать рану, призывая во весь голос Ивашку, чтобы нес бинты, платки, все, что подвернется под руку.

      – Это пустяки, – сказал, отталкивая его, Гриша. – Я готов биться дальше!

      – Нет, нет! – перебил его Венецкий. – Тебе нужна помощь, не кобенься…

      – Я убью тебя!

      – Да хоть ты ему скажи, Андрей Ильич! – закричал Еремей. – Это ж – так же, как у поручика Гольтяева было! В минуту вся кровь выхлестала!

      – Нет, я буду биться! Еще чего, царапина!.. – тут Гриша опустил шпагу, левой рукой ощупал горло и увидел, что вся рука – в крови. – Господи… – прошептал он, наконец-то испугавшись. – Да что ж это?.. Ведь царапина… Что со мной? Еремей, держи меня…

      – Надо жилу пережать! – вспомнил Андрей.

      Гриша покачнулся, отбросил шпагу:

      – Царапина… а голова кружится…

      – Еремей, Венецкий, несите его в дом! – закричал Андрей. – Уложите!.. Жилу пережмите!.. – и сам устремился на помощь другу, совершенно забыв, что стоит на крыльце.

      Слетев со ступенек и оказавшись на коленях, Андрей пополз на Еремеев голос. Ему казалось, будто он знает, как пережимают кровяную жилу; казалось, будто руки сами по милости Божьей совершат все нужное. А Гриша повис на Еремее, и тот от растерянности позволил раненому опуститься на снег. Венецкий от потрясения онемел и окаменел. Андрей полз на коленях и вдруг наткнулся на Гришины ноги.

      – Соломин, я умираю… – отчетливо выговорил Гриша. – Пить… Пить дай…

      Андрей сгреб ком снега, наугад поднес к его губам. Это оказалось уже бесполезно.

      – Соломин… – прошептал Гриша. – За Машу… ты… бейся…

      – Я не желал, я не желал! – вдруг закричал Венецкий. – Господи, Гришенька… как это?.. Не желал, вот как Бог свят!..

      – За меня… – еле слышно сказал Гриша. Это были его последние слова.

      Потом началось столпотворение. Венецкий рыдал. Наконец-то прибежавший Ивашка поднял крик. Еремей, убедившись, что Грише уже не помочь, стал поднимать своего питомца.

      – Венецкий, где вы? – спросил Андрей. – Уходите… Уходите, черт бы вас побрал!

      Потом был неприятнейший разговор с появившимися офицерами-измайловцами.

      – Соломин, кто был этот негодяй? – спрашивали они.

      – Почем мне знать. Я не видел его. И по голосу не опознал, – отвечал Андрей. – Одно знаю точно – этого голоса я до поединка не слышал.

      – Но повод, повод?..

      – Честь. По крайней мере, так я понял. Я лишь вчера приехал, господа. И не имел случая как следует поговорить с Беклешовым. Одно знаю –