Слепой секундант. Дарья Плещеева

словечко, чтобы тебе их отдали. Прощай, Соломин! Что разведаешь – пошли за мной. И я – также пошлю за тобой или сам приду.

      Акиньшин ушел.

      – Пока меня не было в столице, тут завелась какая-то сволочь, – сказал Андрей. – Еремеюшка, тебя ко сну не клонит?

      – Какой уж тут сон…

      – Тогда отворяй сундук. Узнаем наконец, каким богатством владеем.

      Тихо радуясь тому, что питомец не просит вина, Еремей кликнул Тимошку, и вдвоем они выволокли на середину комнаты один из двух сундуков.

      – Хоть оружейную лавку открывай, – ахнул Еремей. – Вот, батюшка мой, знатный нож, персидский, что ли? Ножны стальные, по стали серебряные накладки. Клинок с серебряной насечкой, все завитки да усики. Рукоятка деревянная – да чуть ли не под бабью руку, столь мала. Дерево расписное – тут тебе по черному полю и цветочки, и птахи, и дед в чалме сидит – пророк Магомет, что ли?

      – Сомневаюсь, им его рисовать не положено. Дальше!

      – Булатный нож, а насечка золотая. Такому и цены, поди, нет. По клинку – вроде как львы дерутся. А рукоять слоновой кости, желтая.

      – Клинок какой?

      – Прямой, у рукояти широк. С таким хоть на медведя ходить. Ножны кожей обтянуты.

      – Это персидский кард.

      Андрей, его дядька и помогавший им Тимошка с азартом обсуждали содержимое сундука, словно пытаясь отвлечь друг друга от горестных мыслей о Грише. На столе уже лежали в ряд выпутанные из тряпиц дорогие пистолеты. Андрей трогал их, примерялся к рукоятям. И вдруг устыдился собственного бесчувствия: суток не прошло, как эти самые руки были в Гришиной крови, а вот ведь – радуются, ласкают сталь…

      – Убери! – сказал Андрей. – Убери сейчас же!

      – Сейчас приберу… А ведь в сундуке добра рублей на тысячу, поди, – заметил Еремей. – Ну-кась, пробегу я завтра по слободе, потолкую… Господа гвардейцы непременно купить захотят.

      – Утром обсудим.

      Едва опустив голову на подушку, Андрей провалился в сон – тяжкий и муторный. Он выныривал, тер рукой лоб, погружался в сумятицу снова. Но во сне он был зряч! И во сне видел Гришу, Машу, старого Беклешова. Во сне Гриша был жив, Маша – весела, а старик мельтешил где-то, не решаясь подойти.

* * *

      Утро принесло слепоту.

      Еремей, оставив питомца на Тимошку, побежал искать покупателя на кинжалы. Тимошка, получив строгое вразумление, посетителей к Андрею не допускал: барину-де неможется. Но одному человеку он не мог противостоять – им оказался отец Герасим из небольшого пятикупольного деревянного храма, носившего громкое имя – собор Пресвятой Троицы лейб-гвардии Измайловского полка. Считалось, что собор возведен на месте той самой часовни, где царь Петр венчался в 1712 году со своей царицей Екатериной.

      Отец Герасим попытался утешать, но Андрей от утешительной беседы уклонялся. Тогда батюшка спросил, не терпит ли былой его прихожанин какой нужды. Оказалось, нужда была – Андрей попросил себе в помощь грамотного