Журавли. Рассказы. Михаил Константинович Зарубин

волной, как иконным окладом, обрамляли лицо. Мать, тяжело дыша, сгребла Мишку, пытаясь его поднять.

      – Мама, ты чего? – удивился сын.

      – Все хорошо, родной, все хорошо, – шептала Анна, стараясь подавить подступившие слезы.

      Подошел Иван, с недоумением посмотрел на сестру.

      – Что-то случилось? – неодобрительно спросил он. – Что-то забыла?

      Анна величественно выпрямилась, отерла платком лицо. Казалось, ей не хватало воздуха, чтобы ответить. А может, просто не находилось нужных слов.

      Наконец медленно и непререкаемо, глядя прямо в глаза брату, она произнесла:

      – Ваня, прости меня, не отдам я Мишку.

      Иван взял нежно сестру за руку и попытался что-то возразить.

      – Не отдам! Понимаешь? Не отдам! – вдруг сердито закричала она, вырвав руку, и прижала к себе сына.

      – Ты чего, сестрица, орешь, успокойся, пожалуйста, никто его не забирает.

      Анна обессилено села на снег, не отпуская сына. Мишка своими ручонками аккуратно укладывал пряди волос матери под платок, высвобождая родное лицо. Она подняла проясневшие свои голубые глаза к небу, ласково обвела взором окрестный мир и, тепло улыбнувшись сыну, строго сказала брату:

      – Ваня, не ругай меня, но без Мишки мне жизни не будет.

      Потом Анна, выдохнув все свои прежние тревоги, легко поднялась, отряхнула снег, подошла к саням, вынула Мишкину котомку.

      – До свидания, Ваня.

      – До встречи, Нюра. Давай подвезу к дому.

      – Не надо, езжай, возвращаться – плохая примета.

      Мишка с матерью беззаботно шли навстречу солнцу, которое тяжело, но неотвратно во всей своей неизбывной щедрости вздымалось над тайгой. Их снежный путь вспыхивал цветными искорками, слепящими глаза, заставляя щуриться и смущенно улыбаться над своей беспомощностью перед природой, перед незыблемыми законами жизни. Казалось, обрадовались произошедшему и повеселели свидетели – деревенские избы, столбы их сизых дымков, затейливо приплясывая, тянулись из труб к ясности, к чистоте и растворялись в океане пречистого небесного света.

      Где живет солнце

      Последние дни августа удивительно теплые. На небе ни облачка, воздух прозрачен. О такой погоде можно только мечтать. Деревня пустынна, все на жатве, и взрослые, и дети. У каждого своя работа. Торопится деревенский люд до Хлебного Спаса убрать урожай пшеницы и ржи.

      Анна Карнаухова с двумя дочерьми-подростками и пятилетним сыном Мишкой работали возле поворота на кулигу. Здесь комбайн не может пройти. Мешают деревья и корни, протянувшиеся на десятки метров. Такие места обрабатывают вручную. Где-то косой проходят, а чаще серпом.

      Анна работала серпом, внаклонку, позади нее двенадцатилетняя Капа вязала снопы, за ней Мила, которой только на днях исполнилось десять, ставила их в «суслоны».

      Мишка вертелся под ногами, мешал работать. В широких шароварах, в синей рубашке, в кожаных чирках[3], он походил на колобок, что катается по полю от порывов ветра. Наконец, устал, притих. Лег на спину и стал

3

Чирки – обувь, сшитая из одного куска кожи.