Маршал. Канта Ибрагимов

лежала? – дрожащим голосом спросил Тота.

      – Видимо, да. А то бы всё лицо таким было… Порою мне кажется, что так было бы даже лучше. А то словно двуликая. Я так всех пугаю. – Она засмеялась.

      – А кто это сделал?

      – Не знаю. Меня в ту ночь отвезли в тюремную больницу.

      – А почему в тюремную?

      – Ухта – кругом тюрьмы и зоны.

      – А дальше что? – любопытен Болотаев.

      – После больницы меня перевели в другой детдом, в другой город. Всего я поменяла девять детдомов. Теперь понимаю, что это специально, чтобы мы не спелись, не сдружились, друг с другом не сблизились.

      – И что везде, – тут Тота долго подбирал слово, – были плохие порядки?

      – Насильники? Это маньяки, больные люди, которые целенаправленно ищут такую работу.

      – Но ведь были и есть какие-то контролирующие органы?

      – Может, и были, – говорит Дада, – но мне кажется, что сама система всё это допускала и даже, более того, может, к чему-то, к какой-то миссии готовили нас.

      – К какой? – вырвалось у Тоты.

      – Точно не знаю. Хотя догадки есть. Но со мной не вышло – как ни странно, мне думается, меня тюрьма спасла, а может… Впрочем, не знаю.

      Через стену заскулил ребенок. Где-то по радио тихо пела Клавдия Шульженко. А за окном ветер всё более и более набирал силу, уже порою свистел и так стало задувать, что и огонек свечи кренится и вот-вот задует, погаснет.

      – А после тюрьмы? – вдруг спросил Тота.

      – После тюрьмы? – переспросила она, задумалась. – После тюрьмы жизнь изменилась. Во-первых, меня оправдали. Во-вторых, я повзрослела и стала уверенной, что для меня стало очень важным. А в-третьих, уже появилась некая свобода… Правда, мне пришлось возвратиться в места моего детства – надо было сделать кучу справок, документов и паспорт. А прописки нет. Но и здесь мне помогли добрые люди – выбили направление в медучилище при Военно-медицинском институте.

      – Это в Москве?

      – В Новосибирске. Три года за казенный счет. Очень хорошо училась и учили. Однако в академию не взяли.

      – Почему?

      – Думаю, моя биография не понравилась.

      – А сюда как занесло?

      – По распределению отработала медсестрой. А теперь перешла сюда, к энергетикам. Не по специальности, но зарплата выше и вот, – она осмотрела свою лачугу, – какое-никакое, а жилье.

      – Да, – горестно выдохнул Тота.

      «Вьюююю!» – за окном уныло и протяжно завыл ветер.

      – В такую погоду самолеты не летают, – вдруг о своем высказал Болотаев.

      – Вы хотите уйти? – живо спросила Дада. – Я вас заболтала. Загрузила. Всю свою горесть выболтала. – Она встала. – Давайте я вас провожу.

      Тота молча уставился в сторону окна.

      – Да, пурга, – подсказала Дада, – а я у Лёхи машину возьму… Хотя… – Она вновь села и не как прежде, а уже как-то бочком, вновь скрывая часть лица. – Лёха небось пьяный. А может, я сбегаю на дежурке приеду?

      – Зачем?

      – Вас отвезти.

      – Ты меня выгоняешь?

      – Я