Маршал. Канта Ибрагимов

дунет свежий воздух и появится надежда на жизнь. И она появилась.

      Вечером так называемый ужин принесли. Не дверь, а окошко со скрипом раскрылось. Как положено, Болотаев резко вскочил, встал по стойке «смирно», крикнул:

      – Благодарю, гражданин начальник.

      Надзиратель тоже, как положено, глянул в камеру.

      Из-за полумрака Тота не очень четко видит черты лица, однако что-то новое интуитивно по взгляду надзирателя уловил.

      – У тебя сегодня пир, – почему-то недовольно выдал надзиратель, – праздничный ужин земляк прислал.

      Ужин действительно праздничный и по аромату, и по весу, и по разнообразию – кусок вяленого курдюка, три зубчика чеснока и настоящий чай с печеньем и конфеткой.

      За последнее время, как Болотаева задержали, это был действительно праздник и пир. И дело не столько в еде, хотя он за это время очень исхудал и постоянно испытывал голод, а более в том, что кто-то и так неожиданно проявил о нём заботу, которая на этом не закончилась. На ночь, через то же окошко, ему просунули какое-то колючее и вонючее одеяло, которое могло просто сохранять жалкое тепло от его тощего тела, но ему казалось, что это одеяло его согревает.

      С первого дня ареста он постоянно удивлялся: почему его родственники, друзья, коллеги, а впрочем, и все человечество не встает на его защиту, на борьбу с этим беззаконием и подлогом, ведь он не виноват? Однако никто о нём не заботился – по крайней мере он так думал, и так оно и было… И вот, когда казалось, он на самое дно изощренной российской тюремной системы упал, ему какой-то «земляк» подал руку помощи в этой глуши; накормил, отогрел, взбодрил.

      В этом царстве холода и тьмы появился человек, появилась душа, появилось добро. Не просто спасителем, а чуть ли не Богом представлялся этот «земляк» в воображении Болотаева, и, когда его в первый раз вывели на воздух, в небольшой обрешеченный вольер, он сразу же определил, кто здесь хозяин, то есть его земляк.

      Вопреки ожиданиям Болотаева, «земляком» оказался не чеченец, а грузин, и не какой-то там молодец-богатырь, а очень худой, сгорбленный зэк.

      Двое из блатных подвели Болотаева к «земляку».

      – Здорово, батоно, – приглушенно-прокуренный бас. – Георгий. Не святой, но Георгий. А тебя как? – Он протянул руку.

      – Тота. Болотаев Тота.

      – Странное имя. – Зэк очень внимательно осмотрел новичка. – И дело твое странное. С такой историей так далеко не завозят. Либо ты так много спёр, либо… – Он сплюнул. – Даже не знаю. Сюда фраеров не доставляют.

      – Может, он за террор? – подсказал рядом стоящий блатной.

      – Бабки, бабки, – другой зэк.

      – Какой террор? В бабках дело.

      – А ну пошли отсюда, – тихо процедил Георгий.

      – А может, как чечена? Всё-таки война. – И чуть погодя: – А капиталец должен у тебя быть, должен. Колись, земляк. А то я вот-вот откидываюсь, а бабки там нужны. И тебе, Тота, помогу.

      – Клянусь, это не так, – почти дрожит голос Тоты.

      – Да, – после некоторой паузы постановил старый зэк, –