Супердвое: версия Шееля. Михаил Ишков

к порученному делу мало сказать добросовестно, но и с душой.[9]

      Глава 4

      Из воспоминаний Н. М. Трущева:

      «…с 3-го на 4-ое декабря 1943 года за мной прислали машину. Это была первая за последние три недели ночь, которую мне разрешили провести дома.

      Машина мчалась по ночной Москве на предельно допустимой скорости. В душе все трепетало. Что могло случиться за несколько часов, которые я провел дома с Татьяной? В чем допустил промашку? Где прошляпил? Если по «близнецам», там вроде все было чисто. Никто из тех немногих сотрудников, кто был привлечен к этой операции, не испытывал особой тревоги за нынешнее состояние дел.

      Я перебирал задание за заданием и не мог обнаружить какое-нибудь существенное упущение, но за всеми этими успокоительными припоминаниями угрожающей тенью очерчивался страшный волосатый кулак, с которым мне пришлось познакомиться в октябре сорок первого. Не везет ли меня молчаливый шофер прямо в объятия Абакумова? Я однажды побывал у него, с тех пор красавец-генерал далеко пошел, теперь он командует СМЕРШем и вряд ли будет лично пачкать руки о такого замухрышку как я.

      Ближе к Лубянке сумел взять себя в руки – двум смертям не бывать, одной не миновать. Поживем – увидим, нарком в Сталинграде, осматривает вместе с Хозяином место былого сражения, мой непосредственный начальник только послезавтра должен был возвратиться из Тегерана, а Всеволод Николаевич всегда держался со мной предельно корректно – понятно, до того момента, пока Петробыч заказывал мне справки.

      Машина подкатила к служебному подъезду – слава богу, не к подъезду внутренней тюрьмы. Значит, этот вызов пока не заслуживал допроса с пристрастием и увесистого кулака.

      На вахте дежурный сержант предупредил, чтобы я поторопился и что генерал-лейтенант Федотов ждет меня в своем кабинете.

      – Петр Васильевич уже прибыл? – наивно поинтересовался я.

      Сержант не ответил, и я направился в ту часть здания, которую занимало контрразведывательное управление, по-нашему – КРУ.

      Как только я вошел в кабинет, Петр Васильевич первым же вопросом поставил меня в тупик.

      Он спросил, когда я, сотрудник ГБ, думать буду и, продемонстрировав снабженное всякого рода грифами и резолюциями спецсообщение Второго, жестко поинтересовался

      – Или победа на Курской дуге вас совсем расхолодила?

      Следом Федотов взял мою справку, швырнул ее на стол – с визой Петробыча!! – и тут же без перехода предупредил:

      – Я приведу вас в чувство. Мне это труднее сказать, чем сделать!!

      Кажется, я уже упоминал, мне повезло с начальником. Порой Петр Васильевич проявлял нерешительность, иногда был медлителен, но в ту ночь от его былой интеллигентности, тем более нерешительности, не осталось и следа. Правда, с «вы» ни разу не сбился, обходился без грубостей, без бериевских площадных выражений, но эту выволочку я запомнил на всю жизнь. В ту ночь он ни разу не назвал меня «голубчиком».

      Я стоял навытяжку.

      – Почему спецсообщение Шееля не было передано мне в Тегеран? – спросил он.

      – Не

9

Дополнительные материалы по этому ключевому вопросу для хода ведения боевых действий на Восточном фронте и невообразимо громадному количеству наших людских потерь смотри в «Приложениях» к воспоминаниям. На необходимости сведения воедино всех представленных документов Трущев настаивал особо. «Меня, – заявлял он, – не устраивает роль птицы-говоруна.»

Николай Михайлович имеет на это право. Он внес свой вклад в победу.