Последний поезд на Ки-Уэст. Шанель Клитон

смотреть на мужчину, сидящего напротив. С тех пор как он сел в поезд, эта полуулыбка – первое подобие человеческого чувства, которое мне удалось увидеть на его лице. И тем не менее…

      Он не поднимает взгляда от газеты.

      Что там такого интересного в этих старых пыльных страницах?

      – Пойду проверю, может, в тамбуре обзор лучше, – объявляет Студентик.

      Я отпускаю его небрежным взмахом руки, он – легкая добыча. Теперь мое внимание полностью приковано к мужчине в сером костюме, искушение слишком велико, чтобы его игнорировать. Путешествие почти подошло к концу. Он должен поднять глаза.

      Я наклоняюсь и легко толкаю книгу, лежащую у меня на коленях – я и не думаю скрывать свои намерения.

      Книга со стуком падает на пол.

      Какой-то звук, очень похожий на вздох, слышится со стороны мужчины в сером костюме.

      Я жду.

      Он шевелится и, распрямляя крупное тело, наклоняется, чтобы поднять оброненную мной книгу. Я перемещаюсь на сиденье и подаюсь вперед точно в тот момент, когда он начинает выпрямляться, – я отлично знаю, что сейчас впечатляющее декольте моего плотно облегающего платья окажется прямо на линии его взгляда.

      Он издает звук – нечто среднее между резким вдохом и бормотаньем, и я усмехаюсь.

      Серый Костюм молча протягивает мне роман Патриции Вентворт.

      У него глаза красивого темно-карего цвета и коротко подстриженные светлые волосы, местами каштановые и, пожалуй, чуть стального оттенка. Ему, должно быть, не меньше тридцати. Красавцем его не назовешь, но у него военная выправка и ровная квадратная челюсть.

      – Я ждала, когда вы меня заметите, – с придыханием говорю я, хлопая ресницами и пытаясь придать щекам соответствующий румянец – увы, теряю навыки. Эта Депрессия катком проехалась по моей светской жизни, и сноровка у меня уже не та, как в ту пору, когда мужчины роились вокруг и угождали мне во всем.

      Серый Костюм не отвечает, но слегка выпрямляется на сиденье и упирается в меня взглядом.

      – Вы меня не заметили? – спрашиваю я.

      У него дергаются губы.

      – Конечно, заметил.

      Еще один взмах ресниц.

      – И что именно вы заметили?

      – Что от вас могут быть неприятности, – фыркает он.

      Я жду продолжения. По опыту знаю, что большинство мужчин не против неприятностей, что бы они там ни говорили. В этом вопросе я, если можно так выразиться, профессор.

      Он не отвечает, и тогда я наклоняюсь ближе, обдавая его ароматом своих французских духов – последними их каплями, которые я разбавила водой, чтобы они еще чуть-чуть продержались.

      – И как вы относитесь к неприятностям?

      – У меня нет для них времени, – усмехается он. – Тем более – для несовершеннолетних.

      – Мне двадцать три.

      – И я о том же.

      – А вам сколько лет? – вопрошаю я.

      – Гораздо больше двадцати трех. У меня нет времени на избалованных девиц, в которых праздности больше, чем здравого смысла, –