Всевидящее око. Луи Байяр

художник. То есть родины не имею.

      Ему очень понравились эти слова. Он дал им повращаться в воздухе, как подброшенной монете.

      – Что ж, – сказал я, вставая. – Благодарю вас, мистер По. Вы очень помогли.

      – О! – Он ухватил меня за руку и вынудил сесть. (Сколько же силы в этих тонких пальцах!) – Вам наверняка захочется взглянуть на кадета по фамилии Лафборо.

      – Почему, мистер По?

      – Вчера на вечернем построении я случайно заметил, что он сбился с шага. Он постоянно путал «налево» и «кругом». Это указало мне на сознание, работающее в отвлеченном состоянии. Кроме того, его поведение в столовой сегодня утром было не таким, как обычно.

      – И о чем это нам говорит?

      – Ну, если б вы были знакомы с ним, то поняли бы, что он болтает больше, чем Кассандра, причем с тем же эффектом. Его, видите ли, никто не слушает, даже его ближайшие друзья. Сегодня же он не нуждался в слушателях.

      Чтобы подкрепить свои слова, По накинул на лицо невидимую вуаль и замер, погруженный в размышления, изображая Лафборо. С одной только разницей: он просиял в одно мгновение, как будто кто-то бросил в него спичку.

      – Кажется, я не упоминал о том, что Лафборо когда-то был соседом по комнате Лероя Фрая. До того, как между ними случилась ссора, природа коей остается неизвестной.

      – Странно, что вы знаете об этом, мистер По.

      Ленивое пожатие плеч.

      – Наверняка кто-то мне рассказал – а как еще я мог узнать? Людям нравится откровенничать со мной, мистер Лэндор. Я происхожу из древнего рода франкских вождей. Еще на заре цивилизации нам было оказано большое доверие; и это доверие всегда оправдывалось.

      И снова он с вызовом откинул голову – я заметил этот жест еще там, в саду суперинтенданта. Он готов был храбро встретить любую насмешку.

      – Мистер По, – сказал я, – прошу меня извинить. Я все еще пытаюсь получить представление о том, кто приходил и уходил из академии, но вас, как мне кажется, по всей вероятности, где-то ждут.

      Он дико посмотрел на меня, как будто я вырвал его из горячечного сна. Резко отодвинул стакан и, вскочив, выдохнул:

      – Который час?

      – Ох, сейчас посмотрю, – сказал я, вынимая часы из кармана. – Двадцать… двадцать две минуты третьего. – Молчание. – Дня, – добавил я.

      В его серых глазах стал разгораться какой-то огонь.

      – Мистер Хевенс, – громко произнес он, – я вынужден буду расплатиться в следующий раз.

      – О, у вас, мистер По, всегда следующий раз…

      Со всем возможным спокойствием он водрузил кожаный кивер на голову, застегнул пуговицы из желтой латуни, схватил ружье. Не задумываясь – пять месяцев кадетской жизни оставили на нем свой отпечаток. А вот с ходьбой получилось по-другому: он шел с величайшей осторожностью, словно перешагивал через русло ручья. У двери остановился и с улыбкой сказал:

      – Дамы. Господа. Желаю вам хорошего дня.

      И вышел.

* * *

      Не знаю, что заставило меня пойти за ним. Я должен был бы подумать, что меня озаботило его благополучие, но, вероятнее всего, он стал для меня незаконченной