Всевидящее око. Луи Байяр

обо мне говорит?

      Рассмеявшись, По на мгновение закрыл ладонями рот.

      – Мистер Хевенс здесь, в этой богом забытой пустыне, единственный близкий мне по духу человек.

      – Тронут слышать такое.

      Хочу внести ясность: во всем, что говорит Бенни, присутствует двойственность. Надо быть давним завсегдатаем, чтобы улавливать и то, что сказано, и комментарии на сказанное, если учесть, что и одно и другое говорится одновременно. По не был таким завсегдатаем, поэтому он поддался порыву повторить все, уже громче:

      – В этом мрачном, богом забытом… логове… хищных филистеров. Единственный, и пусть меня поразит молния, если я вру!

      – Я уже рыдаю, мистер По. Продолжайте.

      – И его очаровательная жена, – сказал молодой человек. – И Пэтси. Благословенная… Геба гор! – Довольный столь образным сравнением, он стаканом отсалютовал той, что вдохновила его.

      – Это какая порция? – спросил я, и мой вопрос прозвучал для меня в духе Сильвануса Тайера, от чего мне стало неуютно.

      – Не помню, – сказал По.

      У его правого локтя выстроилась батарея из четырех стаканов. Он перехватил мой взгляд, когда я их подсчитывал.

      – Не мои, мистер Лэндор. Так уж получается, что Пэтси не очень рьяно следит за чистотой. Горюет.

      – Но вы, мистер По, все же кажетесь немного… под хмельком.

      – Вероятно, вы имеете в виду мою пугающе хрупкую конституцию. Достаточно всего одной порции, и я уже не в себе. Две – и я шатаюсь, как боксер. Это заболевание, подтвержденное несколькими выдающимися врачами.

      – Очень прискорбно, мистер По.

      Он принял мое сочувствие кратчайшим кивком.

      – А теперь, – сказал я, – пока вы не шатаетесь, можете кое-что мне рассказать?

      – Почту за честь.

      – Как вы узнали, в каком положении было тело Лероя Фрая?

      Вопрос подействовал на него как оскорбление.

      – Как откуда? От Хантуна, естественно. Он разносил новость, как городской глашатай. Возможно, кто-нибудь вскоре вздернет и его.

      – Вздернет и его, – повторил я. – Надеюсь, вы не хотите сказать, что кто-то вздернул мистера Фрая?

      – Я вообще ничего не хочу сказать.

      – Поведайте мне вот что. Почему вы считаете, что человек, вынувший сердце у Лероя Фрая, – поэт?

      Этот вопрос был совершенно иного рода, поэтому кадет сосредоточился. Отставил стакан. Поправил рукава мундира.

      – Мистер Лэндор, – сказал он, – сердце – это символ, иначе оно бесполезно. Забери символ, и что останется? Горстка мышц, представляющая не больший интерес, чем мочевой пузырь. Забрать у человека сердце – значит сосредоточить внимание на символе. Кто лучше подходит для такого дела, кроме поэта?

      – Поэта, мыслящего до ужаса буквально, как мне кажется.

      – О, мистер Лэндор, вы же не станете делать вид, будто этот акт дикости в буквальном смысле не отозвался в глубинах вашего разума. Позвольте очертить свой круг ассоциаций. В первый момент я подумал о Чайльд-Гарольде[30]: «И сердце, хоть

30

Чайльд-Гарольд – главный герой поэмы Дж. Г. Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда», «байронический тип».