Капитолина. Ден Истен

Капе нравились: веселые, немного бесшабашные и бесконечно целеустремленные. Судя по их походной одежде, сваленным прямо в ноги рюкзакам и задорному настрою, все они направлялись на какую-нибудь союзную молодежную стройку, коих в те послевоенные времена было хоть отбавляй. Страну восстанавливали, поднимали из руин, возрождали из пепла.

      – Ребята, вы что, не видите, что она детдомовская? – не сдавалась Лида. – Ее наверняка ищут. Или вы ее с собой собираетесь взять?

      – Не выдумывай! – беззаботно отмахнулась Лена. – До отправления еще двадцать минут. Покормим и пусть себе дальше бежит.

      – Наверняка что-нибудь натворила, – не унималась Лида, удивленная такой беспечностью.

      – Я ничего не натворила, тетя! – с вызовом ответила Капа. – Я на Север еду!

      – Какой еще Север? – усмехнулась Лида. – Тебе сколько лет? Девять?

      – Десять, и что?!

      – А то, что в твоем возрасте нужно быть примерной девочкой, хорошо учиться и слушать старших! Поняла!

      – Фу, какая скука! – махнула ложкой Капа и погрузила ее в студенистое содержимое консервной банки. От витающих по плацкартному вагону запахов жареной курицы, вареных яиц и этой тушенки, стоявшей прямо перед ней, разыгрался аппетит.

      Вокруг все неодобрительно зашумели.

      – Лидка, перестань! Она всего лишь девочка!

      – Дай поесть ребенку!

      – Лодочкина успокойся!

      Ложка в руке Капы замерла на полпути ко рту. В голове мелькнули нежный образ Валери со стриженными волосами и ее горькие слова: «Видишь? Лодочкина постаралась. Выловила меня одну и волосы остригла…»

      Лида нахохлилась и демонстративно отвернулась к окну. Тут вскочил второй парень, с большими глазами и соломенными вихрами, чем-то отдаленно напоминающий поэта Есенина. Он замахал руками, призывая к тишине.

      – Ребята, ребята! Я только что стих сочинил про Капу!

      Все захлопали.

      Курносая Лена склонилась к уху Капы и шепнула уважительно:

      – Это Родька Золотухин. Наш поэт!

      Родька выпятил грудь колесом, вскинул в низкий потолок руку и с чувством, четко артикулируя, продекламировал:

      Да! Ей всего лишь десять! И что?!

      Храбрее ее не найти!

      Пусть впереди трудностей – сто!

      Она не свернет с пути!

      Полярные ночи, роза ветров,

      Замерзшая шхуна во льду,

      И красные стяги средь белых снегов,

      Трепещущие на ветру!

      И стрелка компа́са зовет туда,

      В пугающий мрак мерзлоты,

      Куда не ступала ничья нога,

      Где первая будешь ты!

      И пусть тебе десять пока, и что?

      Удобное время не ждешь!

      Ты гордо идешь, утопая в снегу,

      И нас за собою зовешь!

      Золотухин стоял с закрытыми глазами и в молчаливой гордости, словно в одиночку пересек глобус с Северного до Южного полюса. А со всех сторон уже неслось восторженное, сопровождаемое аплодисментами:

      – Браво, Родион!

      – Замечательно,