Мой любимый глюк. Анна Алора

от недосыпа и переживаний.

      – Все хорошо, – прошептала я, и почувствовала, что лежу, и так мне хорошо, что и подниматься не хочется.

      Я лежала и наслаждалась. Чем?

      Да хотя бы тем, что просто лежала. Правда, не скажу, что лежать мне было очень уж удобно.

      Что-то довольно чувствительно упиралось мне в бок, да и жестковато было. В конце концов я открыла глаза. Глазам моим явилось чрезвычайно обеспокоенное лицо старшей медсестры, а выше нее белел больничный потолок.

      Потолок?

      Я попыталась сесть, но тут почувствовала, что меня что-то держит. Дернулась раз, другой. Наконец догадалась повернуться. Боже ты мой!

      Я лежала на больничной койке, рядом с обалденным мужиком, который держал меня в кольце своих рук, не выпуская.

      – Антонина Ивановна, – прошептала я и дернулась в третий раз. – Я что, прямо на него свалилась?! На пациента?

      Старшая медсестра развела руками, и только кивнула головой.

      Мужик же, похоже, опять впал  в то самое состояние, которое можно назвать комой. Однако не так давно мы уже были свидетелями, чем эта так называемая кома у него сменилась.

      – Помогите, помогите мне выбраться, – прошептала я, упорно пытаясь выползти из его объятий.

      – Вот черт, как схватил!

      – Да ты дура, Зоя! – тут же подумала я. – Лежишь рядом с таким мужчиной, что божежтымой, а единственное твое желание – вырваться из его объятий. Нет чтобы наслаждаться до последнего.

      Я стала вертеться и так, и эдак. Но все было бесполезно. Я беспомощно посмотрела на Антонину Ивановну, и чуть не заплакала.

      Еще бы.

      Войди кто, и лицезрей этакую картину, так меня быстренько без выходного пособия отправят. И на мамины заслуги не посмотрят, и на мои выдающиеся профессиональные. Завистников-то хватало. Та же Танька.

      Антонина Ивановна, быстро сообразив, в чем дело, птичкой кинулась к двери, и закрыла ее на ключ.

      Я облегченно вздохнула.

      Расслабилась, и как-то вот незаметно для себя прямо вытекла из таких желанных, в другое-то время, объятий.

      – Ффу-у…, – выдохнула я. Рядом со мной выдохнула и старшая медсестра, надев колпак, который сиротливо валялся на полу.

      Мужчина же, мой двухнедельный глюк, причмокнул губами, еще сильнее сжал объятья, даже не заметив, что теперь обнимает себя. Что-то опять пробормотал и повернулся на бок, подставив нам для лицезрения шикарную задницу.

      – Зоя, да накрой ты его уже скорей, – хихикнула, и опять покраснела Антонина Ивановна. – Надо же, какого красавчика скорая привезла.

      И верно.

      Такого редко когда встретишь. По крайней мере, в нашем Призерске таковых не водилось. Высокий, выше меня ростом. Весь тонкий, звонкий, но чувствовалась в нем прямо какая-то нездешняя сила  и мощь.

      Казалось, он весь состоял из мышц и вкуснейших кубиков на животе, которые начинались прямо под грудью.

      А волосы?

      Цвета только что выпавшего снега, длинные, блестящие и густые. Они спадали копной на накачанные плечи и скрывали лицо целиком.

      – Скорая? – спросила я. –