Первый узбек. Наталия Николаевна Трябина

управлять этим вакфом и брать себе двадцать процентов от его доходов. Я сейчас спрашиваю не про это. Я спрашиваю про дехкан и ремесленников – на что они живут? – не о том я думал с раннего утра, вспоминал сражения, героев, Абдулмумина, коней и прочие мелочи. Думать надо было о налогах и землях!

      – На то, что получают от своей работы, на что же ещё! – в голос диванбеги постепенно возвращались мужские звуки.

      – Но если такие высокие налоги и они мрут от голода, как мухи по осени, наши богатства не прибавятся, а убавятся в связи с тем, что работать скоро будет некому. Женщины перестанут рожать, в наших войсках не прибавятся воины. Этому дехканину будет всё равно, кто с него будет брать налог: я или Таваккул. Ограбленный мною дехканин никогда не захочет мне служить, не то что воевать за меня. – Эта мысль ржавым гвоздём давно засела у меня в голове, но я боялся высказывать её. Считалось, что все мои подданные счастливы и довольны до смерти моими мнимыми благодеяниями.

      – Вы зрите в самый корень, но что делать? Недоимки по налогам растут, а эти лентяи ничего не хотят делать… – у диванбеги затряслись руки от злости на бездельников-дехкан.

      – Хотят, но не могут. Я пятнадцать лет хан. Когда моего отца Искандер-султана носили на белом войлоке вокруг Арка, налоги были двадцать пять процентов, и их было не двадцать два, а всего двенадцать. Откуда же идёт такое увеличение? – это опять я виноват, не досмотрел! В диване принимали указы. Я их подписывал, думая о том, сколько я на эти деньги куплю оружия и обучу воинов.

      – Войны, великий хан, войны и разорение богатого сословия.

      – Мне всё понятно. Приказываю снизить налоги с этого года до двадцати пяти процентов, как было при моём благословенном отце Искандер-султане. Простить все недоимки за предыдущие годы. – Построже голос, не отступать, а надо будет – все земли переведу в суюргал с невозможностью для беков оставлять налоги себе.

      Прощение недоимок оглушило Джани-Мухаммад-бия.

      – Как? Великий хан, нас ждут неизбежное разорение и гибель, если снизить налоги. А если не востребовать недоимки, то государству придёт конец! Фукаро разжиреют от безделья и совсем перестанут работать, а мы исчезнем, как пыль под ногами табуна диких коней. – Всё. Сейчас глаза Джани-Мухаммад-бия точно окажутся на хонтахте. Чего же он вопит, словно на его шее затягивается тонкая шёлковая нить?

      – Не исчезнем. Не нужно плакать о том, что ещё не свершилось. Мы имеем запасы золота. Мы пустим его на новые деньги. Но чеканить их будем и пускать в оборот мелкими частями, чтобы не подешевели. Сколько караванов сейчас в Бухаре? – торговля всегда давала нашему государству большую прибыль, и все правители Мавераннахра заботились о ней.

      Джани-Мухаммад-бий замялся, вместо него ответил Науруз-бий:

      – Всего восемь караванов, великий хан! От нас три на пути в Китай, два – в Индию, три – на Русь. На пути к нам ещё четыре каравана – два из Китая и два из земель османов. Грузы самые разные – от шерстяных ковров от нас, до пряностей,