Дождь из высоких облаков. Сергей Алексеев

на стол и только махнула рукой:

      – Да я-то ладно. Неделю полежала и снова на ногах…

      – Позавчера из больницы выписали, – сообщил дядя Паша. – Опять уколов наширяли, ходит…

      – Поедете в санаторий, – строго сказал Андрей. – На два месяца, оба. И не спорьте. Я распоряжение привез.

      Старики переглянулись.

      – Ой, Сереженька, да какой санаторий? – запричитала тетя Валя. – У нас же коза, кролики, пчелы…

      – Поедем, – решил дядя Паша. – С пчелами до весны ничего не сделается, а козу и кроликов побоку.

      – Как побоку? – испугалась тетя Валя, но сразу же замолчала.

      – Нам надо обстановку сменить. – Дядя Паша разлил водку в рюмки. – А то мы тут вдвоем с тобой досидимся… Раз государство дает возможность, надо ехать. Ну что, чокаться не будем. Вечная память. – И выпил махом.

      Андрей лишь пригубил и поставил рюмку.

      – А ты что, Сергей?

      – Я за рулем, дядя Паша. Мне бы чаю.

      – Вы что же, сейчас и назад? – ахнула тетя Валя, снимая чайник с плиты. – И не переночуете?

      – Я к вам в санаторий приеду, – пообещал Андрей и открыл сумку. – Простите, что все так неторжественно… Сами понимаете. – Он достал коробку и встал. – Вот, Павел Анисимович и Валентина Васильевна, передаю вам на хранение. Все документы… Мой совет: спрячьте подальше, пока неспокойно. Никому не показывайте.

      Дядя Паша принял коробку, зачем-то пожал руку Андрею. А тот вынул бумажный пакет и положил на стол.

      – Здесь деньги и банковские документы. Разберешься, дядь Паш.

      – Разберусь. – Старик приоткрыл коробку и что-то там рассматривал, не смея прикоснуться. – Елки-моталки, да когда же он успел? И ведь ни слова…

      – Он все успел, дядь Паш…

      Тетя Валя прикрыла рот концом платка, готовая расплакаться, но наткнулась на строгий взгляд мужа и застыла.

      Андрей подвинул к ней сумку:

      – Тут личные вещи, теть Валь…

      Старик бережно поставил коробку, налил водки.

      – А что же твоя Надежда не выпила? – спохватился он. – Кто у вас за рулем? Ну-ка до дна!

      Хотел еще что-то сказать, но покосился на жену и промолчал – может, чтоб не вызвать ее слез…

      На пустой платформе «Соколово» сидел и скулил фокстерьер. Мелкий дождь собачьей тоске не мешал, а придавал содержания.

      Но грохот электрички преобразил пса в одну секунду. Он заметался по сторонам, залаял в предчувствии громадного счастья.

      Надежда вышла из вагона, раскрыла зонтик, и в тот же миг из мороси с заливистым лаем выскочил к ее ногам Граф.

      Он присела, обняла собаку, заговорила радостно:

      – Ты меня встречаешь, Граф! Почувствовал! Ах ты, мой родной пес! Соскучился по маме, да? Долго не приезжала?

      Пес трясся от возбуждения, взвизгивал и мазал грязными лапами кожаный плащ.

      Из темноты выступил отец в гремящем мокром дождевике и с длинной палкой.

      – Ушастый все вечерние электрички встречает, – доложил он. – Каждый день сюда ходим… А ты сегодня даже с зонтиком!

      Надежда поцеловала очень сдержанного на ласки отца, свернула